В прошлый раз, следуя за древним Змеем, мы вышли на тропу дервишей. И вместе с Шопан-ата, учеником самого Ходжи Ахмеда, повинуясь воле стрелы, оказались в самых дебрях Мангыстау. На древнейшем кладбище, сформировавшемся вокруг могилы святого. Туда ежедневно приезжает множество паломников — поклониться Шопан-ата и его тестю Баян-ата. И там столько всего указывает на коренное свойство Мангышлака — оставаться хранилищем всего того, что когда-то было занесено сюда приходящими и проходящими.
Послание от Шивы?
Прозорливый тесть со временем тоже получил к своему имени приставку «баба» и счастливо обрел могилу неподалеку от могилы самого Шопан-ата (хотя, если по очереди, то, наверное, было наоборот).
Могила Баян-ата входит в обязательную программу поклонения для паломников, число которых с каждым годом только растет. А если точнее — паломниц.
Поднявшись к этому высокочтимому месту и увидев главный предмет культа, я испытал настоящий культурологический шок. Передо мной красовался отполированный прикосновениями и покрытый потеками жертвенного сала закоптелый... лингам! Тысячи подобных символов грозного индуистского бога Шивы мне доводилось встречать во время странствий по ту сторону Гималаев!
Фаллический кулптас на могиле Баян-ата — совершеннейшая копия самых архаичных лингамов индийских шиваитов. Но еще поразительнее, что внешнее сходство подкрепляется откровениями «практического применения» экзотического объекта.
Говорят, что, когда рядом нет мужчин, женщина, желающая иметь ребенка, садится сверху и крутится семь раз. Ну можно ли откровеннее? Магия плодовитости — самая первобытная из всех первобытных. Она давно считается полузабытым пережитком минувших эпох. Но формально ее никто не отменял.
Фаллистическая экспертиза
Вообще-то я вовсе не уверен, что все изобразительные конфигурации, определяемые нашими мужами от науки как фаллические, в действительности имеют сие заветное происхождение. Когда речь идет о первобытных народах, вынужденных жить в гармонии с природой, нормальная эрекция — порядок вещей и норма. Потому у меня большие сомнения в том, что знаменитые «признаки пола» многих сюжетов и символов имеют такое уж архиважное значение, какое им придают «ослабленные» исследователи из нашего времени.
Скорее их распространение в первобытном искусстве — не более чем способ отделить образы мужчин от женщин, очерченные теми примитивными изобразительными средствами, которыми пользовались люди в пору своего детства. Что же до всех этих стел, обелисков и менгиров, колоколен и минаретов (и кулптасов!), которые так возбуждают умствующих фаллистов, то их природа скорее проистекает из вызывающих форм рельефа, эоловых образований, всяческих кристаллических останцев. Практической помощью человеков разумных в извечной борьбе с гравитацией. Неосознанное противостояние разрушающей энтропии космоса.
Неслучайно тут, на богатом «космическими ландшафтами» Мангышлаке, в частности у Шопан-ата, эта темная магичность отношения к жизни быть может живее, чем в любом ином районе Казахстана. И это опять же связано не только с геологией, но и со средой обитания. Милостей от природы тут не ждали, а брали все, что можно, силой. А если не получалось, выпрашивали и вымаливали — через посредство многочисленных архаичных духов, которые, модифицировавшись со временем, превратились в конце концов в суфийских святых-баба. Не без влияния дервишей, «подсматривающих» многочисленные варианты общения с потусторонним в самых разных концах Евразии.
Из тумана забвения
Стандартный паломнический тур по главным святыням Мангышлака начинается с посещения Шопан-ата одного из самых чарующих и загадочных культовых комплексов полуострова. Сердцевиной его почитается скальная могила самого святого, запрятанная в таинственные недра скалы и окруженная целым лабиринтом других, связанных с нею, пещерных помещений. Исследователи предполагают, что почитаемая пещера в склонах «священной горы Шопан-ата» возникла гораздо раньше, чем появилось окружающее кладбище. Кстати, самое старое из всех доныне функционирующих.
В отличие от других «подземных мечетей» Мангыстау главную пещеру здесь окружает еще несколько второстепенных, входы в которые зияют по небольшому яру рядом. В этом она удивительно походит на скальные монастыри Восточного Туркестана, Ганьсу и Индии. Только тамошние монастыри — буддийские и несторианские — связаны совершенно иными культами и святыми.
Впрочем, то, что предлагают ныне паломникам современные ширакшы и ишаны культовых центров Мангыстау, может очень сильно разниться с тем, что происходило тут всего-то столетие назад. Тогда местными святыми местами тут (как и во многих других местах Глубинной Азии) владели суфии, мусульманские мистики, для которых всегда было характерно бережное отношение к доисламским культам «на местах».
Несмотря на какой-то не всегда здоровый ажиотаж вокруг всего этого мангышлакского достояния суфизма, мало кто задумывается о том, что традиция поклонения прерывалась тут более чем на полстолетия. Во время своих первых поездок на Мангышлак в конце 1970-х мне довелось посетить многие из этих святынь в составе съемочной группы «Казахфильма». Мы снимали документальную ленту об охране памятников («Воспоминание о вечности»). Тогда все эти святыни относилось именно к памятникам — неживым и редко посещаемым туристами. Лишь кое-где мелькали небольшие группы женщин, вечных гендерных мучениц, отчаявшихся дать потомство своим семьям, разочаровавшихся во всесилии официальной медицины и обративших свой рассеянный взор к помощи тех святых, к которым обращались поколения предков...
Хоровод вокруг вечности
Ныне тут все в движении.
Внутри гробницы-пещеры Шопан-ата словно зачарованные участники флэш-моба вокруг причудливой новогодней инсталляции, паломники (опять же, в основном женского рода) кружат первобытный хоровод кругом сухого ствола Древа желаний. Обходя заветное, женщины с затаенной любовью гладят отполированное тысячами касаний дерево, повязывают белые платочки-садака и верят, что сбудутся их самые сокровенные жажды и вожделенные мечты.
И опять поражает ошеломляющее согласие с подобием, существующим где-то невообразимо далеко. Ритуальный трехкратный обход святыни — кора, которую столько раз приходилось наблюдать на паломнических тропах и в святынях индо-буддийского мира. А садака — ритуальный плат, который, завязывая в него подношения, оставляют тут местные пилигримы? Как удивительно напоминает он (даже по звучанию!) хадак (кхадак) — вотивный шарф, который подносят своим божествам и друг другу в Тибете и Монголии.
Само Древо внешне представляет собой пару непрезентабельных дрючин, стоящих вплотную друг к другу в каменном ложе. Но внешний вид — не самое существенное, когда все определяется верой.
Куда более примечательно в Древе (если не считать исполняемых желаний) его положение. Верхушка Древа желаний протыкает собой круглое световое отверстие в каменном потолке пещеры. Явно претендуя на связь с иными мирами и сферами. Что опять же вызывает в памяти описанные этнографами шаманские обряды тюрков Центральной Азии и Сибири. С помощью подобного аналога Мирового древа тамошние шаманы совершали свои путешествия в иные сферы на поиски похищенных душ и для свидания со своими духами-покровителями.
Колодец и тутовник
Колодец Шопан-ата — еще один архаичный аттракцион для приходящих на поклонение женщин (мужчин к этому святому вообще приходит заметно меньше, а те, что приходят, предпочитают пить чай в тени паломнической чайханы). Опусти цинковое ведро на дно, вытащи обратно — если вода в нем будет, то нет грехов перед Богом и желания твои вполне законны. Если нет, то... Ничего уже не поделаешь — придется черпать еще.
А перед входом в пещерный храм-мавзолей обращает на себя внимание приземистая шелковица. В ее густой зеленой листве даже в самый знойный зной неугомонно суетится всякая пернатая мелочь. Говорят, что достаточно трижды проползти вокруг святого дерева, чтобы навсегда избавиться от болей в пояснице.
Я как раз маялся с подобной напастью. Но ползать под тутовником не стал — представил себе, как глупо это будет выглядеть со стороны. И чем чревато. Зато опять поймал себя на мысли, что уже неоднократно встречал подобные священные деревья. Где? В буддийских монастырях Юго-Восточной Азии. Там они связаны с моментом просветления Будды Шакьямуни и называются Бодхи.
Я неслучайно остановился столь подробно на описании Шапан-ата. Потому что, разобравшись в сакральной топографии одной из святынь Мангыстау, можно представить себе, как выглядят многие другие. Пещерный храм (с могилой патрона), обширное кладбище рядом, модель мирового древа, вокруг которого происходит главное ритуальное действо, колодец (или источник), реально шелестящее священное дерево (обычно шелковица) или даже целая роща — таков наиболее полный ассортимент основных сакральных атрибутов.
Бекет-ата
Но главный магнит для верующих в чудо (и просто верующих) на Мангышлаке — сакральный комплекс, связанный с другим замечательным суфием. Бекет-ата. Наиболее посещаемая святыня региона.
Кое-кто даже сравнивает паломничество сюда с хаджем в Мекку. Хотя есть в этом что-то рекламное, унизительное. Положа руку на сердце, таких «вторых Мекк» достаточно разбросано по просторам суфийского мира. На родине Пророка и в священной Мекке о них едва ли что-то слышали, да и вряд ли хотели бы слышать.
Однако для многих мангышлакцев и окрестных жителей регулярные паломничества к Бекет-ата стали не только традицией или данью моде, но и духовной потребностью.
Внутрь пещерного мавзолея святого паломников запускают небольшими партиями, иначе там просто не протолкнуться. Основная часть терпеливо ждет на террасе перед входом. Предвкушение встречи с чем-то необычным столь напряженно, что немногих отвлекает даже открывающийся отсюда величественный вид на Устюртский чинк — один из наиболее впечатляющих пейзажей в этом богатом геологическими памятниками краю.
Древнейший “крест” человечества
Вначале всю партию паломников заводят направо в тесную пещеру-комнату с прокопченными рогатыми черепами архаров в потолочной нише. Один их вид тут же переносит воображение в эпоху самой ранней юности человечества.
Сам собой припоминается грот Тешик-Таш (в современном Узбекистане), в котором похоронены даже не люди, а представители соседствующей нашим пращурам расы носителей разума — потерявшиеся в процессе эволюции неандертальцы. Детские погребения были окружены подобными же рогами горных баранов. Не оттуда ли, из раннего палеолита, протянулась традиция украшения бараньими черепами святых мазаров суфийских подвижников?
Горный козел и баран оставались важными героями наскальных хроник еще до своей доместикации (хотя одомашнены они были одними из первых, сразу за собакой — еще в мезолите). До наших дней из того неимоверно далекого прошлого дотянулись многочисленные следы полузабытых культов, связанных с мелкорогатыми собратьями. То в виде стилизованного орнамента на коврах, в котором без труда читаются рога баранов. То вот такими рогатыми черепами, указывающими на святость того или иного мазара, дерева или источника.
Считается, что киик — любимое Богом животное. И раз Богом, то и его посланцами. Особенно Мусой (Моисеем). К рогам барана когда-то прикоснулся и загадочный Хызр, незримый странник, приносящий счастье всему, что встречается ему по пути.
Люди верили, что киик был создан Аллахом одновременно с человеком и рыбой. Неслучайно у туркменов, ближайших соседей мангышлакских казахов-адаевцев, когда кто-то умирал, барана резали именно для того, чтобы душа чистого животного помогла душе человека преодолеть ведущий в рай «мост Сырат».
(Продолжение следует.)
Фото автора