(Продолжение. Начало в предыдущих номерах.)
В прошлый раз я поведал о том, как в 1871 году войска нашего знаменитого губернатора Герасима Алексеевича Колпаковского в несколько дней заняли Кульджу — в то время столицу эфемерного султаната, угрожавшего спокойствию новых границ империи в Семиречье. С этого, собственно, и началась любопытнейшая страница Илийского края, приведшая к необыкновенному культурному феномену — появлению гнезда русской эмиграции в самом сердце Азии.
Итоги оккупации: Кульджа — Китаю, уйгуры и дунгане — России, кукиш — Британии!
Через десять лет «временной оккупации» Илийский край был возвращен возвернувшемуся к своим границам Цинскому Китаю. Как знак доброй воли, ради мира. (Так оно, собственно, и предполагалось с самого начала.)
Возвращен, да не весь. Земли, на которых стоит появившийся позже город Джаркент (в советские времена носивший имя другого прославленного военачальника Панфилова), в качестве компенсации отошли к Российской империи (а после — к Советскому Союзу и суверенному Казахстану!).
Тогда же, согласно Петербургскому договору, из империи Цинской в империю Российскую ушли все не пожелавшие остаться в Китае мусульмане Илийского края. Те самые завоеванные Колпаковским уйгуры и дунгане — предки наших сегодняшних земляков.
Но это частности. Главное, что в результате политического компромисса, в основе которого лежала малозаметная на фоне постоянных войн, которые вела Россия, победа Колпаковского, была снята напряженность и решена еще одна очень значительная проблема непростых отношений в регионе России и Китая. Перманентная конфронтация в Большой игре с Британией делала из нейтрального Китая архиважного союзника.
Сама же оккупация Кульджи стала весьма своевременной акцией в местных геополитических раскладах. Пробившаяся в столицу Якуб-бека через Гималаи в 1873 году британская «миссия Форсайта», доставившая восемь горных орудий и 2,2 тысячи ружей, к нужному моменту опоздала.
После занятия Кульджи (Илийского края) в 1871 году российские власти стали терпеливо ждать появления китайской администрации. Дело в том, что занятые земли мятежного Кульджинского султаната с самого начала предполагалось вернуть Китаю. Проблема была в том, что сам Китай не спешил быстро восстанавливать свое присутствие в Западном крае, и ждать китайского явления пришлось целых 10 лет.
Продолжение Семиречья
За это время Илийский край стал привычным продолжением Семиречья, жители которого свободно ездили туда не только по коммерческим делам, но и просто так — на охоту, рыбалку. И хотя большую часть подданных Российской империи в Кульдже составляли оккупационные войска (по данным 1872 года на шесть тысяч живших в самом городе дунган, таранчей и китайцев приходилась тысяча российских военных), деловая активность наших купцов стремительно заполняла образовавшийся вакуум, от чего государство получало немалые выгоды.
Так, широко известно, что в те годы предпринимались попытки установления постоянного речного судоходства по Или для транспортировки кульджинского угля и российских товаров. Менее известно, что в самой Кульдже было налажено всевозможное производство, в том числе литейное. Немногим известно, что в те времена в православных храмах Семиречья звенели колокола, отлитые именно там.
«В городе Кульдже выстроилась русская церковь, строились русские дома, появились даже русские извозчики. Устроился здесь и русский литейный завод, и замечательно, что первой его работой была отливка церковных колоколов для приходских храмов в городе Верном», — резюмировал один из дореволюционных исследователей В.С. Кадников.
Кульджу Китаю вернули, но русское присутствие там сохранили. И время до поры продолжало работать на его укрепление.
К концу XIX века в Кульдже проживали 2000 русских. А смуты первых десятилетий ХХ столетия раздули кульджинскую диаспору до таких размеров, что русская речь тут стала столь же обычной, как китайская или уйгурская. И до самого начала XXI столетия в облике старых кварталов города очень четко прослеживалось влияние северного соседа: ставенки и резные наличники на окнах домов, потемневшие от времени скамейки у массивных ворот. Если не смотреть на непривычно плоские крыши, то так и кажется, что это какая-то станица на Кубани или переселенческое село в Семиречье.
Конец атаманов
Если писать историю Кульджи даже в контексте истории отношений к России и Советскому Союзу, даже если и не растекаться очень подробно, можно легко написать труд страниц на 800. Потому я ограничиваюсь лишь некоторыми моментами, мимо которых не могу пройти.
Один из таких, связанный уже с ХХ веком, — это, конечно же, ликвидация белого атамана Александра Дутова народным артистом Асанали Ашимовым и киностудией «Казахфильм». Каноническую ленту «Конец атамана», думаю, помнят если не все, то многие. А я хотел бы остановиться на менее известной, но более правдоподобной версии этой дерзкой спецоперации, достойной любых анналов тайных войн.
Как известно, после разгрома большевиками в Семиречье атаманы Дутов и Анненков со всеми оставшимися войсками в марте 1920-го, перейдя через ледовый перевал Карасарык, сдались китайцам. И даже передали им все свое вооружение, состоявшее из 8000 винтовок, 80 пулеметов и даже нескольких орудий.
Однако, несмотря на то что номинально они считались как бы военнопленными властей на сопредельной территории, как новое правительство в Москве, так и советская власть в Семиречье обоснованно опасались такого соседства. Тем более что непримиримый враг Советов, Дутов, походный атаман казачьих войск всей России, военачальник авторитетный и харизматичный, был готовым знаменем для возобновления белого движения. А сданное оружие… Принявший его маньчжурский генерал И Тай-Джу в Гражданскую войну считался одним из ближайших соратников Анненкова.
В общем, Дутов в Кульдже оставался самой сучковатой занозой в обильно зазаноженном «тыле» советской власти в Средней Азии. И тогда Москва, не мудрствуя долго, поручила местным коммунистам решить вопрос окончательно — путем ликвидации врага. Для чего Реввоенсовету Туркфронта было выдано из центральной казны 20 000 рублей. Не простых рублей — золотых!
Операция проходила не совсем так, как в фильме, а в духе 20-х годов. Исполнителем был назначен начальник Джаркентской милиции Касымжан Чанышев по прозвищу Князь. А чтобы он не колебался и не сомневался в том, что справится с этой трудновыполнимой задачей, организаторы пригрозили: случись что — пустить в расход не только самого начальника, но и многих его родственников. Аргумент, хотя и не совсем понятно откуда взятый историками, сильный. С таким не поспоришь. Впрочем, возможно все. Время было весьма специфичным. Как и личность самого исполнителя.
Подобно многим другим в те годы, Князь до службы красным успел послужить белым. Потому имел в их среде немало старых приятелей. Прибыв в Кульджу (в отпуск к родственникам), он тут же установил контакт с прежними товарищами, передав им свой план «восстания в Джаркенте» силами подвластной ему, начальнику, милиции.
План был липой, но, как ни странно, такая липа в тайных операциях часто срабатывает. Чанышева свели с заинтересовавшимся Дутовым, и он… Нет, не стрелял в атамана, а взял у него пачку листовок и отправился обратно в Джаркент уже в качестве «эмиссара белых». Понимая, что пуля, она — дура, полученная что от «красных», что от «белых», несет все одно.
Некоторое время Князю удавалось глиссировать через границу и тянуть время в надежде, что все само утрясется. Ан, не утряслось. Несмотря на многочисленные проверки, Дутов все меньше доверял Чанышеву, и подобраться к атаману с «доверительным разговором» было практически невозможно. И большевики перестали верить в своего агента и даже (вроде бы) заключили его в тюрьму. В общем, Князь оказался в незавидном положении чужого и среди своих, и среди чужих.
Тогда Чанышев сделал последнюю попытку. Оставляя вместо себя в тюрьме аманатов, начальник милиции вновь отправился в Кульджу. Где подослал к Дутову своего подручного Махмуда Худжамирова со «срочной» запиской касательно назревающего «восстания в Джаркенте».
Ну а дальше — дело техники. Вместо пакета Худжамиров достал из-за пазухи маузер и, как было принято в те годы, смачно «шлепнул атамана», а заодно и его нерасторопного адъютанта. После чего вместе с ожидающими снаружи товарищами успешно покинул город, а потом и пределы соседнего государства.
Это было в феврале 1921 года.
А дальше?
Вместо убитого Дутова новым командиром был выбран атаман Сидоров. А в августе 1922 года агентом ГПУ Касымханом Мухамедовым был ликвидирован и Сидоров…
В те же годы на месте старого российского в Кульдже начало функционировать новое советское консульство. То самое, в которым мы с вами уже побывали в одну из прошлых встреч и от которого до нашего времени дошли несколько зданий в обширном парке и бюст Ленина на входе. Мне как-то однажды довелось даже пожить в построенной в консульском парке гостинице. (Как, впрочем, и в другой подобной в Кашгаре, также расположенной на территории бывшего русского, а позже бывшего советского консульства.)
Между тигром и драконом
Судьба русских в Кульдже и трагична, и драматична, и поучительна. Оказавшись в фокусе межэтнических и внутринациональных разборок, в центре бесконечно меняющихся идеологических законов, как говорят в Китае, «между дерущимся тигром и драконом», они помыкались так, что не дай Бог кому другому. Гражданская война, десятилетия внутрисиньцзянских смут, мусульманские бунты, тяготы Второй мировой, все прелести смены режимов, крепкий маразм культурной революции, холодная война между старой и новой родиной…
Обычно в нашем восприятии эмигранты — искатели лучшей жизни. Применительно к русским кульджинцам даже думать об этом как-то неуместно.
Симптоматично, что постепенно они рассосались отсюда по всему миру. Кто-то вернулся в СССР (ГУЛАГ был уже закрыт, но как раз началась битва за освоение целинных земель Казахстана и Сибири), кто-то уехал еще дальше — в Канаду, Штаты, Новую Зеландию, Австралию…
Еще до Кульджи я изучал остатки русской диаспоры в Урумчи — столице Синьцзяна. Уже тогда среди тамошних соотечественников (а это были представители местных поколений, никогда не видевшие отчизны и внешне почти неотличимые от китайцев) очень немногие владели языком Пушкина и имели представление о том, как готовится борщ. Если бы не льготы, которые распространялись на них как на нацменьшинство, большинство из них, наверное, давно бы записалось в ханьцы.
Расчет на то, что в Кульдже что-то будет по-другому, был слабеньким. Но расчеты не всегда оправдываются. Именно тогда я и повстречал (случайно, на улице) зеленоглазую женщину с белобрысым ребенком. Ну, ту, у которой нахально поинтересовался:
— Вы — русская?
На что получил спокойный ответ:
— Да, русская.
— Вы из местных русских?
— Я тут родилась.
— А вы случайно не знаете Николая Лунева? — Вспомнил я фамилию человека, которого мне назвали в Алма-Ате как «последнего оставшегося из всех эмигрантов».
— Я жена его… А это наша дочь.
(Продолжение следует.)
Андрей Михайлов — землеописатель, автор дилогии «К западу от Востока. К востоку от Запада» и географического романа «Казахстан». Фото автора