(Продолжение. Начало в номере 19.)
По количеству прожитого времени Китай занимает в моей непоседливой биографии значительное место. Советский Союз, Казахстан, Россия и... Китай! Огромная по территории и людообилию страна с самой обширной на Земле историей имеет воистину философское свойство. Чем больше в нее погружаешься, тем больше осознаешь, что самое интересное и важное о ней остается все еще где-то вне поля твоего зрения и пределов разумения.
В Китае главная проблема путешественника — китайский язык
Поднебесная различается в своих разных частях столь разительно, что порой кажется, будто попадаешь совсем в разные страны. Но в какую бы из «стран» ни въехал, в каждой из них перво-наперво сталкиваешься с одной и той же проблемой. Все вокруг говорят по-китайски. Все, кроме тебя.
Это сейчас у каждого в руках какой-нибудь гугл-переводчик и всезнающие за тебя цифровые карты. А в то достославно-недавнее время, когда я начал открывать Китай, верховным достижением искусственного разума был пейджер (молодые уже вряд ли знают, что это такое), а главным инструментом получения сведений — сердоболие встречных.
Но в том-то и загвоздка, что в Китае, где масса сердобольных встречных, лишь единицы могут что-то ответить по-английски и только самые ветхие старики помнят несколько слов по-русски.
Все это я в очередной раз ощутил, оказавшись по ту сторону границы, в Кульдже. Тут, правда, можно было поговорить по-уйгурски и даже по-казахски, но это мало облегчало мне обычные мытарства. Выйдя из автобуса и оказавшись в вечерней уличной толпе, я на мгновение растерялся. И… Куда?
От знакомого шопника я знал, что «лучшая гостиница» тут «Кульджа сарай» «в самом центре». Я знал также, что сведениям шоп-туристов нужно доверять с большой осторожностью. Их коренные интересы, как правило, ограничивались улочками вокруг оптовых рынков, но все же я решил покрутиться по центру в расчете на везение. Увы, но вокруг не было ни гостиниц, ни «сараев».
Пришлось тормознуть такси и очень долго объяснять таксисту, чего надо. Наконец он что-то понял и неуверенно повез меня куда-то в сторону от центра, все время повторяя при этом одну и ту же фразу по-китайски. По наитию я перевел бы ее так: «От, блин, навязался на мою голову!».
Наконец под задорное клацанье таксометра мы прибыли на место. Оказалось, место не то. Нет, это была гостиница, но…
Смущенные девушки за стойкой что-то быстро и ласково растолковали мне. Потом еще раз. И еще… А потом то же самое растолковывали мне подошедший администратор, швейцар, уборщик, постояльцы и какие-то люди в форме. Наконец мне надоело, и я вновь вышел на улицу. И тут увидел, что хваленый «Кульджа сарай» двухзвезден. А «две звезды» в китайском гостиничном сервисе означало, что это отели не для иностранцев.
Тогда пришлось сделать легче. Вновь тормознуть желтую машину (в этот цвет в Китае красили не автоинспекцию, а такси) и сказать таксисту одно волшебное слово «пиньгуа!». Что оно означает у китайцев, я доподлинно не знаю, но шофера его понимают и обычно привозят тебя куда надо. Волшебное слово не подкачало и на сей раз.
Мнение Чокана Валиханова: «Китайский язык состоит из односложных звуков: у, ау, дау, хау, мау, зау и проч. Каждый из этих звуков имеет несколько значений. Есть слова, имеющие 500 значений. Например, звук хой, встречающийся часто в китайском разговоре, имеет 214 значений. Китайская грамота и язык — вещи отдельные, без той связи, как у нас. Каждое значение (а не звук) имеет свое письмо. Звук хой имеет 214 разных письмен, обуславливающих 214 его значений. Посему можно читать китайские книги, не зная языка».
Вопросы исторической географии: по Или, по речке…
На всякий случай я приобрел при первой возможности карту города. Карта была на китайском языке, но, не понимая лингвистическую сторону, я быстро разобрался в топографии и понял, как сильно все тут изменилось со времен Валиханова. Набросанный им план помещает город на месте впадения в Или речушки под названием Ша-хэ-цзы (Сарыбулак). Никаких притоков на моей карте не было. Да и сама Или лишь вскользь задевала городские кварталы современной Кульджи, по касательной протекая по юго-западной части города.
То, что мне удастся обнаружить в Кульдже нечто, что связало бы меня со временами Валиханова, изначально вызывало большие сомнения. За полтора века город неоднократно разрушался и возрождался. Основной материал, из которого он строился, — глина, которая, переставая быть стенами, сразу превращалась в землю. Да и вообще-то, по большому счету, эта Кульджа, куда приехал я, вовсе не тот город, в котором довелось бывать Валиханову. Та Кульджа была разрушена во время мусульманского восстания при смутах второй половины XIX века.
Но все же один элемент местной географии оставался все время неизменным. Ну, почти таковым, как и во времена Валиханова. Это Или, на берегах которой изначально и возник город.
«Кульджа стоит, как известно, на реке Или…»
Потому под вечер следующего дня я отправился к Или. К тому моменту я кое-как сориентировался в городе, а потому отправился в путь, полагаясь на самый любимый способ передвижения — пешим ходом.
Река протекала по южной окраине города и являлась для жителей местом любимого и наиболее доступного отдыха. У моста раскинулся обширный парк со всем набором инструментов и элементов для полноценности этого самого отдыха. Осенью, в мертвый сезон, тут было совершенно безлюдно, и пустынные террасы прибрежных ресторанов являлись идеальным местом для созерцания широкой реки, чем я и воспользовался.
Я до самых сумерек сидел на берегу Или, глядел на стремительные струи и размышлял над такой близкой и такой далекой историей земли, в которую попал. Понимая, что, паче чаяния, никаких следов пребывания Валиханова в этой Кульдже не отыщется. Для китайцев тот его визит — ничего не значащий эпизод смутного периода истории. Найти какого-нибудь старожила, дед которого ходил «стрелять фазанов» с русским офицером? Это уж будет слишком притянуто. Тогда что?
Рядом примостился мальчик с удочкой, который, судя по темпам клева, в отличие от меня знал, что делать. Сидеть и ждать, когда клюнет. И я решил последовать примеру юного рыболова. В конце концов, хотя я и ехал сюда во многом «по стопам Валиханова», это ведь не значит, что я непременно должен уподобиться академическому Дерсу и, выискивая под толщей асфальта стершиеся следы, не замечать, что творится вокруг.
По крайней мере, сам Чокан Валиханов вряд ли бы одобрил такое упертое небрежение. Он-то сам имел изумляющее свойство и умение впитывать в себя все, что происходило вокруг.
Современники Чокана. Из Кульджинского досье
На всякий случай я полистал свой дневник на том месте, где делал, готовясь к поездке, выписки из трудов Валиханова, и перечитал то место, где говорится о расположении русского консульства.
«Русская фактория основана в Кульдже и Чугучаке в 1852 году для выгод нашей азиатской торговли. Китайцы отвели для наших строений песчаный берег Или за Сарыбулаком, считая его невозможным для поселения. Надо отдать справедливость консулу, что он сумел из такого места сделать то, что представляет теперь его прекрасная фактория.
…Чистота бросается в глаза после грязного Или, где дом цзянь-цзюня есть не что иное, как калоша. Китайцы все удивляются искусству русских, цзянь-цзюнь завидует заметно. При фактории есть сад, устроенный консулом для испытания китайских огородных овощей и плодов. К несчастью, песчаный берег Или обрушивается ежегодно, и теперь до консульского дома осталось 40 сажень. Жаль!»
Река Или не успела сделать свое дело. Как известно, детище консула Захарова было уничтожено не природной стихией, а «злобными инсургентами» во время очередного мусульманского восстания.
Посольство 1856 года и выехало в Кульджу для улаживания конфликта. «По случаю сожжения в Чугучаке буйною китайскою чернью нашей фактории и расхищения в оной как товаров наших купцов, так и казенной собственности». Для придания посольству надлежащего веса его сопровождал небольшой вооруженный отряд, который, однако, границу не переходил, но оставался все время переговоров в поле зрения китайцев. Как аргумент.
Валиханов попал в посольство случайно. В последний момент его присоединили к сформированной миссии, которую возглавлял майор Перемышльский — лицо во многих отношениях знаменательное и любопытное. Достаточно сказать, что именно Перемышльский явился отцом-основателем той крепости у подножия Заилийского Алатау, которая стала ядром и краеугольным камнем будущего Верного — Алма-Аты. Но за блистательным майором водился распространенный среди местного офицерства грешок — пламенная страсть к выпивке. Видимо, потому-то и решено было усилить посольство энергичным, юным и трезвым Валихановым.
Валиханов мог знать о Кульдже из первых уст, если только в предыдущие годы встречался со своим однокашником по Омскому корпусу Григорием Потаниным, будущим известным исследователем Глубинной Азии. Потанин уже побывал в Кульдже осенью 1853 года с почтой и серебром для консульства.
Интересно, что практически одновременно с Валихановым в Кульджу с такой же почтой инкогнито прибыл Петр Петрович Семенов (будущий Тян-Шанский). Они разминулись буквально на несколько дней. Миссия покинула Кульджу 15 октября, а почта прибыла 20-21-го.
Но это все происходило не тут, а в той старой Кульдже, которая стояла гораздо ближе к границе...
Уличный народ
Некоторое время я посвятил самому интересному в Китае времяпровождению — слонянию по улицам. Нужно сказать, что это наилучший способ познать, понять и принять китайскую жизнь такой, какая она есть на самом деле. Потому что самыми характерными чертами для этой жизни являются именно ее уличность, публичность и демократичность. Домашняя жизнь китайца до сих пор аскетична и малоинтересна. Потому что главным домом для китайца, по крайней мере городского, всегда была улица.
По окончании рабочего дня никто здесь не спешит уединиться за стенами дома-крепости. Напротив, города в это время переполнены праздноотдыхающими. Кульджа не была исключением. Напротив, очень заметный «уйгурский элемент» делал ее куда более колоритной, нежели те города, которые населены одними только ханьцами.
В то время, когда я побывал тут впервые, город упивался всеми благами экономических свобод, здоровым хаосом, еще не зарегулированным научным урбанизмом. По вечерам то тут, то там возникали спонтанные ночные базары, на которых несложно было что-то по дешевке купить, а еще легче вкусно и обильно перекусить. Рядом так же моментально появлялись целые парки развлечений, где можно пострелять по цели, испытать свою силу и ловкость, померявшись на глазах у хронически изумленной подружки силой с тренажером-аттракционом, сгонять партию-другую с приятелем на бильярде и… Да мало ли еще чего!
Китайцы чувствуют себя на улицах так непринужденно, что приезжий вскоре тоже начинает ощущать себя тут в какой-то почти домашней обстановке. Ну прямо дальним родственником, приехавшим из деревни на свадьбу к троюродной племяннице. Никто тебя не знает, но никто тебя и не стесняется. Ни в одной другой стране мира мне не доводилось так легко и предсказуемо фотографировать людей на улицах, как тут, в Поднебесной.
Валиханов. Дневник поездки в Кульджу, 1856 год: «Замечательно: китаец живет, как римская чернь, площадной, уличной жизнью; он с утра до вечера бьется на базаре, там он обедает на ярмак сытно и там же спит».
(Продолжение следует.)
Андрей Михайлов — землеописатель, автор дилогии «К западу от Востока. К востоку от Запада» и географического романа «Казахстан».