Татаро-монгольская волна, как известно, обладала такой энергией, что без труда докатилась из самого центра Азии до всех окраин континента. На западе монголы доскакали аж до центральной Европы и Средиземноморья. Но там, однако, они не осели. Самые, пожалуй, крайние чингизиды запада, дольше всего сохранявшие свою идентичность и государственность, — крымские татары. К ним и отправимся.
Это в последние годы они если и мелькают где-то в информпространстве, то лишь как субъекты очередного земельного конфликта или разменная монета в столкновении цивилизаций. Вернувшись на историческую родину после нескольких десятилетий изгнания (в котором обретались в том числе и у нас в Казахстане), крымские татары на себе испытали, что это значит — быть «хуже татарина». Ну а после, когда началась война между народами-братьями, они зачем-то приняли деятельное участие в совершенно чужой для них брани.
Гроза Москвы
Но такое уж место завоевали когда-то татаро-монгольские предки крымских татар. Такие компактные и цветущие районы планеты, как Крым, не терпят пустоты. Вакуум тут, где тысячелетиями процветали скандалы и драки за землю между племенами и народами, — совершенный нонсенс. Нынешних татар в Крыму не было несколько десятилетий, а когда они вновь появились, всем показалось, что минули столетия...
Между тем несколько веков назад, когда перемешанная кровь многих азиатских народов еще бурлила и кипела в жилах, беспокойные крымчане считали себя равными османам, чья империя занимала обозримое пространство на юге, и русским, набиравшим силу на севере.
В 1571 году крымский хан Давлет-Гирей не только дошел до Москвы, но и захватил, разграбил и сжег ее. Многие историки считают, что это был самый ужасный погром в судьбе русской столицы! А в следующем году Гирея удалось остановить только в 45 километрах от Первопрестольной. На Руси же в те времена, если вспомнить, царствовал не кто-нибудь, а сам Иван Грозный!
Однако прошло еще два века, и ситуация изменилась кардинально. В 1788 году последний из славного рода Гиреев Шагин подписал отречение от престола, а спустя четыре года в его покинутом дворце в Бахчисарае уже гостевала новая владычица Крыма — русская самодержица Екатерина Великая...
Но меня Бахчисарай манил не этими веками его дивной истории. А двумя персонажами. Пушкиным и Келем. Пушкин олицетворял для меня любой географический объект, где только мелькал. А тут, в Бахчисарае, он испытал один из самых вдохновенных моментов своей непоседливой жизни. «Гирей сидел, потупя взор...» Помните? Кель... Ну про Келя позже.
Попасть в Крым — это была еще детская мечта. Как и всякий уважающий себя советский отрок, я был пленен двумя моментами родной истории. Обороной Севастополя. Города-героя от фашистов в 1941-42-м. И... Обороной Севастополя! От прочих англо-французов в 1854-55-м.
Попасть в Крым — это была и моя юношеская мечта. Взобраться на вершину Ай-Петри, пособирать сердолики Карадага, побродить среди мраморных руин Херсонеса, подышать терпким духом распаренных зноем кипарисов Гурзуфа, поплавать с маской в пронизанных солнечными лучами лазурных струях Черного моря...
Бахчисарай? Да, и Бахчисарай, хотя тяга к нему появилась позже, вместе с озарившим жизнь Пушкиным.
Попасть в Крым мне довелось только в зрелости, в тот казусный момент истории, когда он оказался под чуждой моей русской ментальности властью. И главным магнитом стал к этому времени именно Бахчисарай.
Ночью все сэры!
Припозднившись в Севастополе, я прибыл в Бахчисарай поздним вечером поздней осенью. Водитель рейсового автобуса высадил меня поближе к дворцу, как я и попросил. И в тот же момент я оказался в безнадежном одиночестве и кромешной тьме. Вне туристического сезона Старый Бахчисарай не отличался людностью и «офонаренностью». А мне между тем предстояло еще найти какоенибудь пристанище на ближайшие дни.
Некоторое время я бродил по узким улицам по наитию, подсвечивая фонариком наиболее темные места. Пока не добрел до широкого моста через Чурук-су, которая равнодушно пересчитывала своими «гнилыми» струями донные камешки в непроницаемой тени пирамидальных тополей.
Вспомнился Грибоедов: «Ночь в Бахчисарае, музыка, кофейни, журчание фонтанов, тополя». Ну, хоть тополя!
Однако под тополями текла своя жизнь — молодые татарские юноши стояли кружком и сосредоточенно дымили сигаретами.
— Парни! Как мне дойти до гостиницы?
—А вот, дядя, на горе— красный фонарь на мачте... Мимо кладбища — дорога. Спросишь там.
Славные ребята! Рассказали. А ведь могли бы и... Гуманисты!
Город в щели
А наутро, едва пробилось ласковое осеннее солнце, я уже был на ногах, восторженно крутил шеей, щелкал затворами фотокамер и восхищенно прицокивал языком. Передо мной во всей красе предстал, быть может, один из самых оригинальных и живописных городов из всех виденных!
Старый Бахчисарай измеряется одной только длиной. Ширина его даже в самых широких местах совершенно незначительна. А в узких — измеряется размерами одного дома. Стиснутый кручами Внутренней гряды город постепенно вползает в глубокий каньон — такой узкий, что солнце даже в самые летние дни не бывает тут частым гостем! Жители этих кварталов, живущих под стометровыми известняковыми отвесами, настоящие фаталисты. Любой камень, который упадет с такой высоты на крышу, неминуемо пробьет двухэтажный дом до самого погреба!
Особенно чарующая картина открывается по утрам и вечерам, когда солнце по прямой пробивает весь каньон Бахчисарая, воспламеняя косыми лучами свечки тополей над кучерявой зеленью садов и глазурью черепичных кровель татарских домов.
А еще приезжего тут поражает неожиданное разнообразие физиономий крымских татар, которые, паче чаяния, не несут в себе никаких фамильных черт монгольских конников и степняков-половцев.
Родичи казахов
Тот, кто пишет о крымских татарах, неизменно акцентирует свое перо на тех бедах, которые свалились в XX веке на этот небольшой народ. От этого многим становится нестерпимо... скучно. В конце концов, может быть, кто-то и знает такой народ, которому минувшее столетие далось без потрясений, ноя—нет.Илюбойнепредвзятый историк скажет, что не был ушедший век таким уж вопиюще кровожадным на фоне предшествовавших. Просто людей на земле стало слишком много, СМИ стали всемернее, а из перманентных бед некоторые научились извлекать немалые дивиденды. Потому оставим язвы попрошайкам и плачи политикам...
Гораздо интереснее то, откуда взялся в Крыму этот тюркский народ? Мало кто знает, что изначальными носителями тюркской идентичности были тут те самые половцы, ближайшие родичи наших кыпчаков, властвовавшие до монгольского нашествия в южнорусских степях. В Крым они попали под напором татаро-монголов, которые планомерно сгоняли их с родных мест, освобождая пастбища для своих орд.
Крымско-татарский язык относится к кыпчакско-половецкой подгруппе (наряду с караимским и кумыкским) кыпчакской группы западной ветви тюркских языков. А это значит, что в языковом отношении крымские татары — близкие родственники казахов, которые входят в соседнюю, кыпчакско-ногайскую подгруппу.
В тигле народов
Но язык очень часто представляет собой исторический реликт, мало связанный с обличием, менталитетом и образом жизни народа. Яркий тому пример — современные турки, особенно живущие «по ту сторону» Босфора. Если кто-то увидит в среднестатистическом жителе Стамбула что-то «тюркское» — пусть бросит в кого-нибудь камень.
То же и тут. Оказавшись под напором монголов в набитом племенами и народами Крыму, этом древнем этнологическом тигле, половцы, сохранив язык, до неузнаваемости пропитались новыми веяниями, мечтаниями и привычками. Воспринимая все ото всех: хазар, генуэзцев, греков, готов, сельджуков, армян, евреев и даже цыган. Особенно круто заварились те, которые, перевалив Крымскую Яйлу, обосновались у самого Черного моря (где даже появился свой южнобережный диалект крымско-татарского языка).
Ну а как же чингизиды? Без них тоже не обошлось. Но они изначально составляли лишь тонкую прослойку властителей Золотой Орды, в состав которой вошел Крым сразу после великого нашествия.
Вгляжусь в тебя (как в зеркало)
Чтобы до конца оценить физиономические особенности типичного крымского татарина, нужно учесть то, что сюда, в гаремы, веками таскали славянских красавиц из Польши, Украины и Южной России, горянок с Кавказа. Свою печать успели наложить на облик и последние десятилетия ссылки в Среднюю Азию.
Таким образом, в лице современных крымских татар всяк сущий может с удивлением обнаружить родных братьев (и сестер) не только по внешности, но и по крови. Тюрок — тюрков, славянин — славян, кавказец — кавказцев. Чтобы убедиться в этом вполне, нужно побывать в пятницу или субботу в знаменитом Бахчисарайском дворце ханов Гиреев.
Ныне тут музей. Но не для всех. Для самих татар Бахчисарайский дворец — святыня, стержень, объединяющий и соединяющий, как и столетия назад, весь народ. Потому никакое торжество не состоится, если оно пройдет мимо дворца.
Так что даже вне туристического сезона тут было людно. А особенно в святую для мусульман пятницу и столь же знаковую для брачующихся субботу. Когда я впервые попадал в те дни во дворец (а пройти мимо него в узком Бахчисарае, где всего одна главная улица, попросту невозможно), то застрял там надолго. Всматриваясь в лица и искренне любуясь яркими и праздничными представителями (и гораздо более — представительницами!) крымско-татарского народа.
Здесь, если вглядеться без предвзятостей, в любых глазах легко найти целую историю. Историю Евразии.
«Они довольно культурны; имеют газету на турецко-
Это, между прочим, сведения о крымских татарах столетней давности из моего любимого справочника Брокгауза и Ефрона. Век — возраст даже для народа. За всех не скажу, но культурность, достоинство и аккуратность — те черты, которые по-прежнему бросались взору каждого постороннего...
Печать Пушкина
Славу городам зачастую приносят вовсе не горячие патриоты и влюбленные жители, а личности совершенно посторонние. Бахчисарай — яркий тому пример. Вовсе не грозные ханы из постепенно увядшего рода Гиреев вспоминаются при упоминании имени древней столицы крымских татар. А Пушкин, занесенный сюда волею юношеских шалостей, царского правосудия и причудливой судьбы.
Благодаря Пушкину мир узнал про Бахчисарай, а Бахчисарай обрел своего самого высокого покровителя в мемориальной сфере. Молодой поэт совершенно случайно попал сюда в 1820 году вместе с вдохновенным (и вдохновляющим!) семейством славного генерала Раевского — героя отечественной войны с французами и просто мудрого человека.
Годы южной ссылки, быть может, вообще самая романтичная пора в жизни Пушкина. Все, что он видел, тут же попадало на перо, а все, что попадало на перо, обрекалось на бессмертие! В результате мимолетной экскурсии в Бахчисарай появился «Бахчисарайский фонтан» — поэтический шедевр, благодаря которому о Бахчисарае узнала вся читающая публика.
Интересно, что примерно в то же время тут бывали и другие известные поэты той золотой эпохи русской поэзии — Вяземский, Жуковский, Грибоедов, Мицкевич. И для них встреча с Бахчисараем не прошла бесследно, тот же Мицкевич отобразил свои переживания в прекрасных «Крымских сонетах».
Однако Бахчисарай к тому времени уже весь и целиком принадлежал Пушкину!
(К этой теме я вернусь в продолжении этого очерка.)
Фото автора