Как каждый коренной алмаатинец с солидным стажем проживания в городе я не могу позабыть наш трамвай. Потому что он являл собой нечто большее, нежели просто вид электротранспорта. Он был для нас не только банальной “телегой жизни”, но еще и своеобразным форумом, информационным порталом, социальной сетью и эмоциональным нервом.
Пастера, Комсомольская, Карла Маркса, Шевченко, Космонавтов, Жарокова все эти старые алма-атинские улицы, оставшиеся без привычных рельсов с резвыми вагончиками, обрели вид какой-то временности, незаконченности, невнятности. Алма-Ата недаром считалась одним из самых “трамвайных” городов СССР. Поколения горожан рождались и росли под привычный металлический грохот вагонов по рельсам, панические трели звонков и напряжный визг колесных пар на поворотах.
Когда в Алма-Ате озаботились прокладкой трамвайных путей, главным моментом их географии стала попытка объять необъятное и связать все со всем. Из любого конца тогдашнего города трамвай должен был довезти: рабочего - до станка, ученика - до парты, чиновника - до кабинета, студента - до аудитории, пенсионера - до базара. Вот почему алма-атинский трамвай, появившийся раньше автобуса и троллейбуса, по определению стал у нас истинно народным видом транспорта. Чудесной ретортой, в которой жители города постоянно перемешивались и перетирались друг с другом (а особенно в часы пик), выясняли отношения (не без того) или просто знакомились.
Трамвай плодил доморощенных философов и патриотов города. Потому что пассажиру вовсе не нужно было вникать в нюансы движения и напрягаться выкрутасами водителя. Трамвай двигался как было заповедано рельсами, без всяких “шагов в сторону”, рискованных обгонов и прочих субъективных моментов. Потому-то он и являл собой столь идеальное место для безмятежного размышления о том о сем, о вечном. И как никакой другой вид транспорта способствовал совершенному медитативному погружению в благотворную ауру проплывающих за окошком улиц, деревьев и лиц.
Не побоюсь заявить, что лучшие знатоки былой Алма-Аты наблюдались именно в трамваях. Вот где можно было получить ответ на любой вопрос, без труда узнать все обо всем, что нужно (и ненужно), навести нужные городские справки и уяснить все тонкости кратчайшего пути до искомого объекта. Правда, случалось, что мнения экспертов расходились кардинально, и вопросивший получал сразу несколько взаимоисключающих вариантов ответа с разных сторон. Дискуссии промеж корифеев в таких случаях достигали такого накала, что продолжались в салоне уже после того, как, отчаявшись, выходил автор вопроса и растворялись в небытие улиц зачинатели спора.
А еще он, этот наш почивший трамвай, неторопливо кативший изо дня в день по одним и тем же маршрутам, почитался великим и бескорыстным сводником, привычной городской свахой. Благодаря ему загорались многочисленные искорки неожиданной любви, продолжались увлекательные романы и зачинались несметные истории счастливых семей алмаатинцев.
Невинный вопрос, с которого завязывались многие далеко идущие процессы, звучал так:
- А что это, девушка, у вас за книжка? Интересная, наверное?
Невинный и лукавый. Потому что никого, по большому счету, не интересовала книжка. Интересовала девушка.
А девушка (красивая, алмаатинка ведь!), уткнувшаяся в книжку, была обязательна в любом вагоне нашего трамвая. Сидела и читала. И дело вовсе не в том, что таким образом она наивно пыталась “отсидеть” свое место и избежать законного призыва “уступить старшему”, а в том, что в СССР чтение было всамделишной потребностью молодых. И уж во всяком случае “девушка с книгой” выглядела куда более привлекательной и предпочтительной, чем “девушка просто”.
Впрочем, в трамвае читали не только цветущие девушки, но и все прочие: зубрилы-студенты, брутальные пролетарии, очкастые интеллигенты и крепкие пенсионеры. Читали не только книги, но и свежие газеты, рецепты лекарств, полученные письма и толстые литературные журналы. В трамвае в отличие от тряских автобусов и троллейбусов читать было несравненно комфортнее и не так вредно для зрения.
А девушки... Девушки оставались истинным украшением алма-атинского трамвая! Его данностью и притягательностью. И как чудно по весне высвечивались их лица мелькавшими сквозь ажурную листву солнечными бликами! Каким теплым ароматом наполняли они холодные железные вагоны зимой! А летом? А осенью? Когда я входил в трамвай и не видел в нем ни одной красивой девушки, я тут же начинал сомневаться: да в Алма-Ате ли я?
Старая Алма-Ата “нашего детства” была вся прошита трамвайными путями. Потому убрать трамвай из города - одно, а из памяти горожан - совсем другое. Мы не станем поминать его лихом. И не потому, что о мертвых либо хорошо, либо никак, а оттого, что оснований особых для этого нет.