Несмотря на яркую восприимчивость Таиландом чужих достижений, напрасно думать, что тайцы только берут от других, не внося в копилку мировой цивилизации ничего своего, оригинального и самобытного. Другое дело, что они не станут никому навязывать свои ценности, посылая для пущей убедительности авианосцы и угрожая санкциями. Так уж они воспитаны. Но это не значит, что им нечего дать миру
Устремленные в Космос
Истинное наслаждение для взыскательного взора — стремительные силуэты тайских чеди. Чеди — это трансформированные индийские ступы, изначально мемориальные курганы-реликварии над какими-нибудь буддийскими святынями. Например, над зубом Будды или над частичкой его пепла. Позже, когда Учение покинуло Индию, ступы в разных странах обернулись и в китайские пагоды, и в тибетские чортены, и во всяческие субурганы, пранги, тхаты.
Но наибольшего архитектурного совершенства ступы достигли именно в форме тайских чеди. Этаких не то антенн, слушающих космос, не то ракет, готовых ринуться к звездам по первому сигналу незримого ЦУПа. Все в них устремлено ввысь. И любой незамыленный взор, невольно следуя онтологической заданности, тоже взметается все выше и выше, оставляя грязную и суетную поверхность.
Таиланд — буддийская страна. Но местный буддизм значительно отличается от того, с которым многие сталкивались в Тибете, Монголии или Корее. Он куда логичнее, тверже и ближе к изначалию. Тайцы — приверженцы ортодоксального и узкотрактуемого направления в толковании учения Будды «Малой колесницы».
Буддизм, хотя это, быть может, не всем и не сразу бросается в глаза, оказал и продолжает оказывать на страну всемерное воздействие. Достаточно напомнить, что каждый мужчина в Таиланде должен часть своей жизни провести в монастыре-вате. Это для молодого тайца, как для наших парней служба в армии. А может, и больше — от монастыря не косят.
Границы «призывного возраста» не оговариваются. Как и дальнейший Путь. Многие «призывники» с удовольствием остаются в монастырях на «сверхсрочную». Поэтому среди местной братии встречаются представители самых разных поколений и калибров. От крохотных 6-7-летних пацанов до старцев, которые наверняка могли бы называться «убеленными сединой», если бы не брили наголо головы. Хотя большинство послушников, отдав богу богово, с удовольствием возвращаются к мирской суете. Тайцы, повторюсь, народ — жизнелюб. Они умеют находить основания для жизни и радость повсюду.
Среди многочисленных тайских монахов встречаются и… монахини. Правда, их гораздо меньше. Они ограничены в правах и возможностях по сравнению с мужчинами и не шатаются с чашками по улицам. По крайней мере, я таковых не встречал. Впрочем, с непривычки их вообще-то не сразу и отличишь от монахов-мужчин — такие же выбритые до блеска головы и такие же «античные» одежды. Только не оранжевого, а белого цвета.
Первый раз я наткнулся на них, забредши в книгопечатню монастыря Сракет, раскинувшегося вокруг знаменитой чеди Золотого холма. Четыре или пять обритых под ноль дам сидели за одним столом и вычитывали гранки еще не изданного труда по буддизму. В основном это были степенные особы в бальзаковском возрасте, но одна выделялась молодостью и той юной красотой, которую невозможно ничем испортить. Даже обритой головой.
Когда мы встретились с ней взглядами, я отчего-то вспомнил девочек, слоняющихся по улицам и сидящих в витринах борделей Патпонга. (Не иначе как бес Мара попутал!) Наверное, на лице моем отобразилось так много, что юная монашка все поняла, улыбнулась и еще усерднее уткнулась в свою работу…
Искусство удачно родиться
Целые улицы в центре Бангкока заняты характерными специализированными магазинчиками, где торгуют предметами культа. Тут можно приобрести и приличную храмовую статую Будды, и всякие мудреные прибамбасы для домашнего алтаря, и корзину с полной экипировкой «молодого бойца», поступающего послушником в ват. В ней все — от желтой тоги до зубной щетки.
Но самих монахов тут не видно. Им запрещено прикасаться к деньгам как к одной из величайших в мире скверн. Так что все покупки совершают за них и для них миряне — родственники, дарители и жертвователи. Потому как испачкаться деньгами для монаха или мирянина — вещи несопоставимые. Монах ближе к просветлению, и любая грязь для него может стать фатальной. Зато подарить монастырю что-нибудь специально купленное в таком «буддийском магазинчике» — очень даже богоугодное дело, способствующее улучшению собственной кармы и приобретению «благости» самим донатором. Ну а послушники-«срочники», лишь «отслужив, как надо» и повесив в чулане свой желтый балахон, вновь прикасаются к презренной материи.
Служители Будды в своих выделяющихся «римских» одеждах — яркое и обычное явление на улицах Бангкока. Они всюду, за исключением, конечно, тех мест, где идет азартная игра или есть блуд (женщины для них приравниваются к деньгам). Особенно много иноков и послушников появляются тут и там с первыми лучами солнца, а вернее, с первым брезгом утреннего света. По одному, по два, по трое — они степенно обходят с чашами, сумками и авоськами дом за домом, получая от хозяек ежеутренние подношения в виде свежей еды и фруктов.
Одарить служителя духа пищей для питания плоти — это даже не обязанность, а проявление благочестия. Еще одно средство для благоприятного перерождения в следующей жизни. Ну и немаловажно: отнимая от своего стола, каждая мать уверена, что точно так же поступит другая женщина с ее сыном.
Точно так же тайцы одаривают своими милостями и монастырские обители, количество которых в стране исчисляется многими тысячами. Дары, поступающие в монастыри от донаторов, зачастую имеют огромную ценность. Так что многие ваты — это своеобразные сокровищницы, под завязку забитые ценностями как материальными, так и высшими.
У стоп Изумрудного Будды
Самый известный монастырь Бангкока — Ват Пхра Кео, больше известный туристам как Монастырь Изумрудного Будды. Он неслучайно входит в комплекс старого королевского дворца, очень пестрого и эклектичного, заложенного еще первым Рамой в 1785 году. Эта персона тайского монарха, изначально приближенная к богам, несет архиважные функции в ритуалах, от которых напрямую зависит благополучие Сиама.
Сам Большой дворец — этакое чудноватое сооружение, в котором Восток слился в фальшивом экстазе с Западом, а элементы «барокко» органично дополнены слонами, — не самое интересное в комплексе. В последние времена короли здесь и не живут, предпочитая более уединенные и менее суетные резиденции. Но важные ритуалы с их участием проходят именно тут.
История явления статуи Изумрудного Будды подобна случаям «чудесного обретения» почитаемых икон в христианстве. И немудрено, ведь это — наиглавнейшая святыня королевства. Для нее в центре заставленного храмами и ступами монастыря сооружен специальный павильон, куда всегда стоит назойливая мавзолейная очередь. И не поймешь кого в ней больше — тайцев или иностранцев. Хотя внутри храма (редчайший случай для Таиланда) нельзя вести любую съемку.
Сам Изумрудный Будда теряется на фоне того ажиотажа, который творится вокруг. Его почти не видно — фигурка маленькая, укрытая сменяемыми по сезону одеждами, а постамент, на котором она возвышается, огромный, до потолка. Да и, положа руку на сердце, этот почитаемый кумир и не изумрудный — сделан из куска нефрита, тоже ценного камня, но… не такого уж. (И, если совсем честно, ценность его вообще не в материале и не в материальном.)
Кого — что, но меня в Пхра Кео манят и впечатляют вовсе не статуя Изумрудного Будды, не ослепляющая позолота ступ и храмов, не изысканная форма чеди, не грозно-карикатурный вид монументальных демонов-якшей и человекообразных петушков-кинаров, а живописная галерея, которой окружен этот компактный и насыщенный чудесами ват.
Удивительные фрески, которыми покрыты все внутренние поверхности монастырской стены, — самое оригинальное живописное произведение в мире. Потому что это целое изобразительное повествование на тему знаменитой «Рамаяны». Точнее, ее тайского варианта «Рамакиана», написанного, кстати, монаршим строителем монастыря Рамой I. Вот где можно бродить часами и днями и каждый раз выискивать, разглядывать и постигать что-то новое, неожиданное, ранее невидимое!
Чего тут только нет! И дворцы, и битвы, и страшные ракшасы, и мужественное обезьянье воинство. А еще — лукавые пасторальные сценки, абсолютно бытовые сюжеты, и явно карикатурные изображения европейцев. И медведи словно с картины Шишкина, и летающие тарелки, и даже сладкая парочка пьяных мужичков с бутылками в руках.
Обители Бангкока способны удовлетворить запросы всех. Кого-то восторгает размер «лежащего Будды» в вате Пхо, кто-то зависает на инкрустированных китайским фарфором склонах пранга монастыря Арун, кто-то задирает голову перед таинственными качелями у комплекса Сукхат. А в вате Траймит находится единственное в своем роде изображение Будды, отлитое из 80-процентного золота. Чего в нем странного… Мало ли таких, золотых, спросите вы? А размеры!? Золотой Будда из Траймита весит пять с половиной тонн!
О Бангкоке можно рассказывать долго и с чувством. И я к нему еще когда-нибудь обязательно вернусь. Однако на просторах моего Глобального Юга есть множество уголков и объектов, достойных как пристального внимания, так и чистой любви!
Андрей Михайлов — землеописатель, автор географической дилогии «К западу от Востока. К востоку от Запада»
Фото автора