Дамский угодник, любимец женщин, обворожительная личность, талантливый человек — так говорили об этом бородатом, хромоногом, хрипатом, маленького роста человеке. «Кто такой?» — оглядываясь, спрашивали проходившие мимо него люди. «Да что вы говорите!!! Неужели! Тот самый!!!» Да, такой славой пользовался новый художественный руководитель алматинского ТЮЗа Борис Николаевич Преображенский
«Хороший человек — не профессия!»
Если Преображенский был в кого-то влюблен, то он заявлял об этом громко, скандально, эпатажно — народному артисту СССР Армену Джигарханяну: «Мы с тобой самые знаменитые хрипатые на постсоветском пространстве!», народной артистке СССР Тамаре Семиной: «Ты и я — самые красивые люди на планете!».
И все-таки, были ли у него любимчики? Конечно! Все врут, что у преподавателей и режиссеров нет любимчиков! У Мастера тоже были, другое дело, что в разное время разные. Говорят, короля делает свита. Но и актера делает режиссер. Татьяна Тарская, заслуженная артистка РФ, вспоминает: «Благодаря Преображенскому очень удачно у меня произошел возрастной переход. Это было тонко, мягко, незаметно. Я из героинек превратилась в героиню».
Использовав известные слова поэта, перефразируем их: »Мы говорим Преображенский — подразумеваем «Новая сцена». Мы говорим «Новая сцена» — подразумеваем Преображенский».
Имя Бориса Николаевича неразрывно связано с маленьким подвальчиком на алматинском Арбате. Подвальчик-то маленький, но за жизнь Мастера здесь побывал почти весь город. Разве кто-то из тех, кто бывал в стенах авторского театра, может забыть его лучшие спектакли — «Белый крест», «Гамлета», «Зависть», «Прими собранье пестрых глав», «Двух королев не бывает», «Чайку»? Все уже давно признали, что это шедевры драматического искусства.
«Он был безукоризненно вежлив, воспитан, остроумен, но с каким-то ледком в груди. Он показался несколько колючим. Казалось, улыбаясь, он слегка скалил зубы» (Калужский о Булгакове). Таким был и автор спектакля «Белый крест» по пьесе М. Булгакова «Дни Турбиных». Если постановка М. Булгакова во МХАТе вызвала больше поединок, чем сотрудничество, то в Алматы спектакль вызвал шквал положительных эмоций. Это произведение Б. Преображенского совместно с И. Потахиной и всей труппой театра стало визитной карточкой «Новой сцены».
Преображенского любили и ненавидели самые известные люди Алма-Аты. К нему нельзя было быть равнодушным! Александр Портнов, заведующий музыкальной частью ТЮЗа, композитор, до стыдливости скромный, с тихим голосом, незаменимый член коллектива (ныне проживающий в Израиле), протежируя меня в театр, учил: «Знаешь, я только однажды нагрубил Борису Николаевичу, когда он на меня закричал, а я как сорвался и в ответ ему наорал. Мне потом так стыдно было!». Эта же история с точки зрения Преображенского: «Знаешь, я однажды нагрубил Портнову, а он мне мягко в ответ: «Борис Николаевич, нельзя кричать на людей». Мне так стыдно стало!». Я предполагаю, что Преображенскому не раз было стыдно, но… Он говорил: «Мы ведь всегда знаем, что совершаем гадкие поступки. Только надо уметь улыбнуться при этом и всем своим видом убедить, что ты прав!». Именно поэтому он был неудобен многим. Преображенский не причесывал свою жизнь, свое отношение к людям. Порой специально выставлял напоказ свои грехи. Ан, полюбите меня черненьким!!! А если и не любите, так и бог с вами! Преображенский говорил: «Хороший человек — не профессия!» Права ли я после этих слов, что человек должен быть гармоничен: талантлив, вежлив, красив? Ведь известно, что гений и злодейство несовместимы. Однако, не переходя на личности, можно сказать, что знаем кучу примеров бездарных красавцев и отвратительных гениев сцены!
Воспоминания о Борисе Николаевиче Преображенском
Александр Яковлевич Портнов, музыкальный руководитель театра: «В 1983 году, после ухода Рубена Андриасяна в драматический театр имени Лермонтова, ТЮЗ начал умирать. Некоторое время были и.о. Людмила Власова-Ризз, потом Евгений Прасолов. Гавриил Моисеевич Бойченко, будучи директором русского отделения театра, обзвонил всех своих знакомых в СССР, и в Иркутске ему сказали, что есть такой Борис Николаевич Преображенский. Он поможет поставить пьесу, а там посмотрите. И это была ключевая фраза: «А дальше посмотрите». И вот приезжает в Алма-Ату очень скромный, хромой, в кожаном пиджаке, не выпускающий сигарету изо рта человек. Начинает ходить на репетиции, на спектакли, присматривается к актерам. Говорит: «Буду ставить «Ночную повесть» К. Хоинского». »Нет, вы будете ставить «Ночной мотоциклист» Виктора Смирнова, эта пьеса уже отдана на подпись в министерство. Вы обязаны поставить ее». »Нет, если вы не разрешите «Ночную повесть», то я уезжаю». Блеф! Ему некуда было ехать. С министерством удалось договориться, сказали, что секретарша ошиблась.
А «Ночная повесть» была уже им опробована в нескольких театрах Союза. Он шел на заведомо выигрышную ситуацию и прекрасно об этом знал. Тут же был приглашен на главную роль Андрей Григорьев. Андрей был в эмиграции, но так как он был знаком с режиссером, то приехал и замечательно сыграл роль. Старые актеры заиграли по-новому. Галина Яковлевна Калинина, знаменитый педагог, с пафосом произносила: «Какой режиссерище прибыл!» (Но вскоре эти слова были ею забыты, к сожалению.)
Так началось победное шествие Преображенского по Алма-Ате. Следом он берется за «ЧП местного масштаба» Ю. Полякова. И, совершенно не боясь конкуренции, вызывает своего ученика Олега Рэмовича Пермякова, который ставит замечательный спектакль «А завтра была война» Б. Васильева. В этом спектакле играл иркутский десант Преображенского. А дальше Преображенский без страха приглашает на спектакль «Про Федота-стрельца…» режиссера Вадима Туманова, который первым в стране поставил «Федота» в алматинском ТЮЗе. Это было время эйфории, вседозволенности на сцене. Позже Туманов поставил еще несколько спектаклей.
Первые гастроли Преображенского в качестве уже не только главного режиссера, но и директора были во Фрунзе (ныне Бишкек). И вот там-то все узнали о болезни Бориса Николаевича, которая позже была продемонстрирована в Кемерово, Уфе и т.д. Обидно, что эта русская болезнь сыграла свою роль в дальнейшем.
Моя должность в театре имела три названия: музыкальный руководитель театра, помощник главного режиссера по музыкальной части и заведующий музыкальной частью. Вроде все близко, но это по-разному воспринимается. Я благодарен за то, что Борис Николаевич дал мне возможность быть музыкальным руководителем театра».
Виктор Ашанин, заслуженный артист РК: «Когда начинал говорить Преображенский, я кончался, или, лучше сказать, растворялся в нем. Я себя не ощущал: был только текст, который он произносил. Психология режиссера распространялась на то пространство, в котором он существовал.
Как писал Марк Фрейдкин:
Наш учитель (если хроники раскрыть)
был любитель с чувством выпить-покурить.
Он нередко привлекал к себе сердца
сигареткой и бутылочкой винца.
Под обаяние Бориса Николаевича попадали все. Особенно актрисы. Его называли дамским угодником. Любил угощать блюдом собственного изобретения. Торт состоял из бородинского хлеба, печенья, варенья, сгущенки и еще чего-нибудь, что было в запасе. Все утрамбовывалось и помещалось в холодильник. Как это было вкусно под монологи об искусстве!
Вообще-то Преображенский был не просто кулинаром, он был гурманом, даже больше — он был гастрономом. Любил не только вкусно поесть и попить. Он одевался от кутюр. Просил привезти ему такие очки, какие носил Роман Виктюк. Гармония галстука и мужского платка — это первое, что он требовал. И этому я у него научился.
Он воспитывал стиль личности. Все тонкости создаваемого образа на сцене и в жизни — это наука Преображенского.
— Ты, Виктор, электрический прибор.
— Какой?
— Холодильник!
Или такой спор с завлитом:
— Борис Николаевич, как вы думаете, Ашанин по натуре барин или извозчик?
— Ашанин не извозчик, а возница. Потому что все тащит на себе!
Главное — он научил меня быть человеком.
Он нам не только объяснил про Бога, мать и душу,
Он нам не только указал тропинку на Парнас —
Он из кромешного дерьма нас вытащил наружу,
И нам вовеки не забыть, что значит он для нас».
Жанна Смагулова, заведующая труппой: «Борис Николаевич Преображенский учил меня театральным профессиям. Он меня называл хозяйкой, поэтому не хотел отпускать из реквизита. В приказе о переводе на должность завтруппой он написал: «Прошла все закулисья театра». Борис Николаевич — это школа мужества, юмора, знаний и выживания. С ним было безумно интересно, хотя и тяжело. Характер был не подарок. Но он всегда мог через себя перешагнуть и извиниться, признавая, что он был не прав.
Мне часто приходилось печатать на гербовой бумаге его письма в серьезные инстанции, расшифровывая его ужасный почерк. Нужно было работать шифровальщицей, чтобы понять, что там написано. Мне помогало то, что я уже неоднократно видела и слышала, о чем пишет шеф, поэтому часто приходилось самой додумывать предложения и вставлять свои слова в его текст. После этого я слышала восторженный голос в трубке: «Жанна, спасибо. Как я гениально выражаю свои мысли!».
Еще случай. Как-то приезжает Борис Николаевич с Булатом Газизовичем Аюхановым на репетицию. Преображенский просит принести кофе из термоса. Я удивляюсь: он никогда кофе не пил, он бесконечно пьет чай. Оказалось, что кофе был с коньячком, который они с Аюхановым с удовольствием смаковали на протяжении всей репетиции. «Есенину можно было, значит, и мне тоже», — говорил любимый режиссер.
А еще я помню, как мне приходилось ему готовить обед. Он любил супчики, но каждый день новый. Однажды по его просьбе я готовила суп с куриными почками, который делать не умела. Но с помощью «волшебной кулинарной книги» я справилась с этим делом. И не просто справилась, а услышала благоговейный хрипатый голос: «Жанна, неси добавку!».
Бывало, я не сдерживалась и кричала: «Мне это все! Хватит! Увольняюсь!» Борис Николаевич: «Тише, тише. Извини, Жанночка. Был не прав. Возьми выходной, отдохни». Я уходила и возвращалась, потому что школа Преображенского — это дорогого стоит! В день рождения я его вспоминаю как человека светлого, юморного и очень-очень умного.
Борис Николаевич был неудобен по многим параграфам: не соблюдал заповеди, хоть ты тресни! А может, потому и интересен?! Кто из нас может собирать раритетные спиртные напитки как фолианты (порой количество книг совпадало с количеством бутылок на двух противоположных стенках), а потом, не жалея этого добра, уничтожить с друзьями и снова начинать коллекционировать! Говорят, губил здоровье! Да, правда, но только не талант! Банально, но… талант не пропьешь!!! Неудобный человек Преображенский, но каждый гордился своим с ним знакомством!».
(Окончание в следующем номере)
Воспоминания собирала Людмила Шарабко,
зав. лит. частью ТЮЗа при Б.Н. Преображенском