«Визуализируй свой успех утром, повтори аффирмации днем, закрепи медитацией вечером, держи в уме только положительные образы — и Вселенная откроется тебе», — гласит заповедь сторонников «проявленности». Этот термин сегодня активно используется в рекламных кампаниях, онлайн-курсах, мотивационных статьях, корпоративных тренингах и все чаще в кабинетах психологов.
В гонке за признанием
Журнал Forbes Life доверил анализ тренда своему постоянному автору психологу Валентину Оськину. Он оценивает «проявленность» продуктом на стыке психологии, медиа и социальных практик и сравнивает ее с эпидемией, охватившей часть социума, считающую себя интеллектуальной. По словам автора, в популярной психологии и повседневном языке под «проявленностью» подразумевается способность человека раскрыть свой внутренний мир, делая его видимым для всех желающих благодаря искренности общения, узнаваемости и публичному признанию.
Все это часто связывается с конкурентоспособностью и зрелостью. «Проявленность» воспринимается как отражение внутреннего «я» в социуме, творчестве и публичных выступлениях, хотя в соцсетях ее смысл тяготеет к саморекламе и личному брендингу. Быть «проявленным» означает включение в социальную ткань, взаимодействие с другими людьми не только на практике, но и на уровне смысла, ценностей, эмоций.
Идея звучит заманчиво. Но так ли все просто, не стала ли «проявленность» новой ментальной ловушкой, мошеннической схемой, новой социальной повинностью и товаром в гонке за признанием, задается вопросами Валентин Оськин.
Он напоминает, что долгое время, целые века, публичная откровенность была редким событием, которого, возможно, за всю жизнь с отдельной личностью не случалось, и свидетелем которого можно было и не стать. Человек из прошлого бережно охранял границы личного мира, понимая: показать себя — это значит рискнуть многим, если не всем. Исповедь в храме, признание влюбленных в письмах, семейная тайна, которую не доверяют даже самому близкому другу, — такими были формы самораскрытия. Личное было действительно личным, невидимым для чужих глаз, а «откровение» звучало как слово из религиозного обряда.
Быть увиденным, замеченным широким обществом всегда стоило слишком дорого. Даже в семейном кругу глубокие переживания прятались за молчанием или намеками. Личный дневник, запертый на ключ, письмо, которое нельзя показывать никому, тайная молитва — вся культура сдержанности базировалась отчасти на интимности личного, отчасти на страхе общественного порицания. Публичная жизнь требовала выверенного самообладания, каждая эмоция контролировалась.
Всплеск публичной искренности расценивался эксцентричностью, воспринимался как вызов и почти всегда карался. Власть, церковь, родня, соседи — все так или иначе следили за соблюдением приличий, установленным укладом жизни, где проявлять внутреннее вслух считалось неуместным, а подчас и опасным. Исключениями становились разве что провидцы, гении или юродивые.
Культ тотальной демонстративности
Сейчас иной культурный вектор: общество шагнуло в другую крайность — культ тотальной демонстративности, объясняет психолог. Публичное высказывание о себе стало нормой. Большинство несет свой внутренний мир на мировую витрину: соцсети, блоги, очные публичные признания, «терапевтические» марафоны, открытые дневники, флешмобы откровений, реалити-шоу. Чувства, страхи, сомнения, даже самые тонкие личные мотивы выставлены на всеобщее обозрение и не вызывают ни удивления, ни осуждения. Теперь откровенность — признак современности, а молчание и скрытность нередко расцениваются как консерватизм и ущербность.
То, что было исключением и событием, стало фоновым шумом цивилизации. Каждый человек якобы обязан не только быть, но и казаться: оформлять личные открытия в продаваемый сюжет. Переживания обсуждаются перед тысячами незнакомцев. Публичная исповедь перестала быть обрядом и обросла механистичностью. Лайк — новая форма одобрения-признания, комментарий — современный аналог сочувствия или осуждения, подписка — признание значимости, репост — непогрешимость авторитета.
На первый план вышла идея личной значимости. «Радикальная трансформация случилась в тот момент, когда представления о проявлении внутреннего во внешнем были коммерциализированы и упрощены до степени универсального инструмента успеха, — пишет Валентин Оськин. — В XIX веке, увлеченном пафосом промышленного прогресса и азартом зарождающегося массового рынка, рождается движение «Новое мышление» (New Thought). Оно предложило чрезвычайно соблазнительную идею: мысли позитивно и получишь желаемое».
Идея пришлась ко времени — в тот период мир переживал бурный экономический рост, а капитализм и его философия росли и укреплялись благодаря техническому прогрессу. «Новое мышление» совершило акт сомнительного интеллектуального упрощения: оно взяло сложную идею и превратило ее в простой утилитарный рыночный продукт. Философская глубина была безжалостно отрезана. И получилось: болезнь, неудача, бедность — результат неверных, а богатство и успех — результат правильных мыслей. Так древняя идея сотворчества с миром, требовавшая самоограничения и внутренней дисциплины, была упакована в потребительский продукт, который можно рекламировать, масштабировать и продавать наряду с товаром и акциями.
«Апофеоз случился уже в XXI веке: им стала книга-феномен австралийской писательницы Ронды Берн «Секрет» (The Secret), которая низвела все до слогана уровня детской считалочки — «Проси. Верь. Получай» — и превратила Вселенную в гигантский интернет-магазин с бесконечным каталогом товаров, где можно «заказать» себе не только новый автомобиль, но и здоровье, любовь и просветление», — иронизирует психолог.
По его словам, сегодня достаточно подписаться на канал или рассылку, и тебе круглосуточно польются инструкции для массового потребления: «запиши свое желание три раза утром, шесть раз днем, девять — ночью», «повторяй, что у тебя всегда все получается», и так далее. Но это отнюдь не личные откровения, а дешевый технологичный конвейер, выставляющий одинаковую «искренность» на продажу, в том числе с помощью искусственного интеллекта.
В «проявленности» недостаточно просто существовать — надо ежедневно доказывать свою значимость. «Перформанс не прекращается ни на минуту: каждая эмоция, каждая потеря, каждый триумф — только материал для новой серии на ленте, — констатирует автор статьи. — Этот рыночный шторм возник не случайно — он долго зрел, а пик его пришелся на пандемию 2020-го, когда миллионы людей, оказавшись в изоляции, выбрали не молчание, а тотальную демонстрацию».
Самораскрытие стало товаром, требующим непрерывных вложений времени, денег, нервов. В гонке за правом быть замеченным ставки только растут, правила ужесточаются. Новая порция «осознанности», новый марафон, новый коуч — и новая армия идентичных личностей с одинаковыми мечтами. Чем больше «проявленных», тем меньше цена каждого нового «я». Каждый лайк разбодяживает ценность личности, каждая сторис превращает ее в инфляционную валюту рынка внимания.
«Чем настойчивее человек старается быть собой, демонстрируя миру честность и уникальность, тем плотнее он вплетает свою идентичность в ткань внешних алгоритмических оценок, — подчеркивает искусственность «проявленности» автор статьи. — И свобода, обещанная первоначальным призывом, оказывается клеткой, чьи мощные прутья выкованы из непрерывной жажды всеобщего одобрения».
Нормально для детей, но не для взрослых
В аргументации Оськин отсылает к Отто Кернбергу, одному из известных в мире действующих психоаналитиков. В своих трудах Кернберг признает, что нарциссические черты человека усиливаются в обществе, где ценятся лишь внешнее признание и власть. В XXI веке нарциссизм вышел за рамки патологии и особенно проявляется там, где «быть увиденным» становится приоритетом. Это происходит из-за зависимости от внешнего одобрения и бесчисленных поощрений.
Здесь и случается переход от здорового самоуважения к лихорадочно-болезненному, патологическому нарциссизму, в котором человек чуть ли не полностью зависим от внешних подтверждений собственной значимости. Кернберг подчеркивает: «Жизнь превращается в непрерывную борьбу за поддержание постоянного чувства превосходства, что приводит к нарушению отношений, постоянной уязвимости, одиночеству. В худшем случае пациент страдает от постоянной агрессии в адрес других и самого себя, проявляющейся в разных формах антисоциального и саморазрушительного поведения».
Внутренняя трагедия превращается в эпидемию социальной инфляции ценности личности. Лайки и подписчики подменяют зрелую самооценку зависимостью от случайного одобрения, а подлинная индивидуальность вытеснена идеализированными самопрезентациями, почерпнутыми из общего котла нарциссической культуры. Для таких людей, отмечает Кернберг, материальные и символические знаки признания становятся единственным мерилом достоинства, «что нормально для детей, но не для взрослых».
Современный нарциссизм — трагедия культуры: чем больше социуму требуется внешней демонстрации успеха, тем меньше в нем подлинной человечности. Единственная возможность разорвать порочный круг — вернуть себе способность к подлинному, а не выставочному самоощущению, к зрелым отношениям, к любви и боли, считает Оськин.
«Экзистенциальная трагедия современности в том, что искренность уже не спасает, — резюмирует автор Forbes Life. — Жизнь постепенно свертывается до бесконечной череды презентаций, комментариев, сторис и искренних (или не очень) исповедей. Каждый вынужден формировать из себя продаваемую версию, где настоящие чувства, боль, одиночество, стыд и страх, если не могут быть проданы, выбрасываются как неликвид. Возможно, единственная настоящая проявленность сегодня — мужество не участвовать в этом карнавале. Смелость молчать, когда все вокруг кричат о своем успехе. Смелость быть, а не казаться».