Как и людям, одним словам везет, а другим — не очень. Бывает, что вообще не везет, как это происходит уже около ста лет, в особенности в течение последнего 30-летия, со словом пропаганда.
К превращению латинского propaganda (подлежащее расширению, распространению, привлечению) в широко используемое слово приложил руку еще в XVII веке не кто-нибудь, а римский папа Урбан VII, основавший влиятельную организацию Congregatio de propaganda fide для продвижения в массы католицизма. Термин быстро пересек религиозно-теологические границы и начал обозначать распространение и популяризацию философских, научных, технических, политических, художественных. Да практически любых идей, воззрений, взглядов любой направленности в любой форме вплоть до советов о здоровом питании и образе жизни.
Известная трансформация понятия “пропаганда” началась на рубеже 1920-1930 годов с рождением идеологии расового превосходства в Германии. Для высокообразованной, культурной, известной приверженностью к порядку и прагматизму нации немцев эта идеология сыграла роковую роль благодаря именно пропаганде. До сих пор многие исследователи поражаются, как такую-то нацию за краткий исторический период удалось превратить в послушное орудие попытки реализации чудовищных замыслов.
Да, жестокую роль в Германии играли страх и государственные репрессии в отношении инакомыслящих. Для них единственным выходом сохранить убеждения, не стать конформистами и не погибнуть оказывалось бегство из страны. Но невозможно пройти и мимо того, что с приходом к власти Гитлера немцы окончательно оправились от поражения в Первой мировой войне. Ввпервые за долгие годы стали жить сытнее, обрели развитую инфраструктуру (одни автобаны чего стоили), и вплоть до первых поражений в схватке с Советским Союзом подавляющее большинство немецкого общества верило своей власти.
“Благодарить” за это приходится доктора Геббельса — министра пропаганды нацистской Германии и созданный им и его командой мощнейший в мире пропагандистский аппарат, охвативший своим воздействием народ от мала до велика. Какими взглядами руководствовался Геббельс, дают представления его известные высказывания: “Ложь, повторенная тысячу раз, становится правдой”, “Если вы произнесете достаточно большую ложь и будете ее повторять, то люди в итоге в нее поверят”, “Худший враг любой пропаганды — интеллектуализм”, “Все гениальное просто, и все простое гениально. Маленькому человечку нравится скрывать свою ничтожность за сложными вещами”, “Дайте мне средства массовой информации, и я из любого народа сделаю стадо свиней”.
Какими бы циничными ни казались эти правила, но они срабатывали в 1930-1940 годы. Срабатывают и сегодня.
Свою лепту в имидж пропаганды внесли многие представители творческой и научной интеллигенции, родившиеся на рубеже XIX-XX веков. Немецкий писатель и журналист, автор радиоспектаклей Ханс Каспер говорил: “Пропаганда — это искусство сфотографировать черта без копыт и рогов”. Англо-американский поэт Уистен Хью Оден: “Пропаганда — это монолог, который ищет не ответа, но эха”. Британский ученый-антиковед, переводчик и поэт Фрэнсис Макдоналд Корнфорд: “Пропаганда — это искусство лгать, чаще обманывая своих сторонников, чем противников”.
Показательная трансформация понятия “пропаганда” произошла в последнем 20-летии ХХ века и напрямую связана с развалом СССР, чему Запад буквально рукоплескал и преуспел в закрашивании всего советского периода в черный цвет. В том числе советской пропаганды, объявленной сплошной ложью и фальсификацией с начала и до конца.
Отчасти в этой связи Запад отказался и свою пропаганду называть пропагандой и понавыдумывал для нее массу эвфемизмов: информационное сопровождение, разъяснение, продвижение, презентация, промоушен, паблик-рилейшн, на худой конец — реклама, хотя в ней ли или в пропаганде бывает больше уловок, манипуляций и откровенной лжи — вопрос дискуссионный.
В итоге слово и понятие “пропаганда” были превращены в жупел, от которого начали шарахаться как от прокаженного и бояться которого стали как черт ладана.
Первое 20-летие нового века привнесло еще одну особенность. Сегодня практически вся идеологическая, политическая, социальная, культурологическая, даже художественная информация, не соответствующая западным канонам и представлениям о “правильности”, объявляется на Западе “пропагандой”.
В этой связи сошлемся на относительно новую синтетическую науку информациологию (не путать с информатизацией и информатикой). Она утверждает, что нейтральной остается лишь та информация, которая... еще не известна человечеству! И остается таковой лишь до соприкосновения с человеческим сознанием, которое сразу начинает вертеть принципиально новую информацию так и сяк, пытаясь найти ее объяснение, встроить в существующую систему знаний, найти какое-то применение, приспособить к тем или иным задачам и целям. В том числе — пропагандистским.
Иначе говоря, осмысление любой информации — процесс достаточно субъективный. Пугаться этого, как и понятия “пропаганда”, — признак лености, слабости, ущербности ума и духа. Не бойтесь пропаганды, а вникайте: что, кого и как она пропагандирует. Уж извините за тавтологию.
Как там Козьма Прутков говаривал? Зри в корень!