В 1981 году в советский и международный кинопрокат вышел двухсерийный документально-художественный фильм «О спорт, ты — мир!». Эту картину, снятую по заказу МОК и рассказывающую о XXII Олимпийских играх 1980 года в Москве, только в СССР и только в кинотеатрах посмотрело около шести миллионов зрителей.
Название фильму дала строка из “Оды спорту” основателя современного олимпийского движения Пьера де Кубертена. Спустя 42 года после выхода ленты невозможно сказать, что тенденции современности хотя бы приблизились к чаяниям де Кубертена и авторов фильма. Даже наоборот. Мира в смысле мирной жизни все меньше. МОК умудрился стать политизированным инструментом разъединения. А большой спорт, отражая мировую дестабилизацию, становится все более жестоким, лживым (допинг) и продажным (коррупция).
Как бы там ни было, но спорт давно оказывает заметное влияние на многие сферы жизни. В числе свидетельств — его термины, переставшие быть только спортивными.
Например, на боксерском ринге команда-окрик судьи “Брэк!” обязывает беспорядочно молотящих друг друга и “слипшихся” соперников сделать по два шага назад. И это же слово может остановить сползание публичного или кухонного спора к склоке. Также почерпнутый из бокса раунд превратился в этап, промежуток переговоров, обсуждения, встречи. Из бокса пришли нокдаун и нокаут, ставшие эвфемизмами сокрушительных нефизических ударов, означающих вероятность или окончательность поражения либо победы одной из конкурирующих сторон.
Боксерский клинч (обмен ударами с максимально близкого расстояния) превратился в эвфемизм жесткой словесной, психологической схватки. Также не только в боксе используется термин грогги (от англ. groggy — пьяный, непрочный). В боксе это одномоментное, на доли секунды, помутнение сознания атлета, устоявшего на ногах после сильного удара соперника. Нечто похожее знакомо и гипертоникам с гипотониками, а также людям, не спавшим сутки и дольше. У первых двух грогги возникает после резких скачков артериального давления, у третьих — от бессонницы. И у всех трех категорий такое состояние может длиться намного дольше, чем у боксеров. Пока не сделать укол, не принять таблетку — не уснуть.
С высокими шансами на лидерство по распространенности своей терминологии могут претендовать шахматы. Оно и понятно. Ведь до сих пор не стихают дискуссии не только о родине этого удивительного изобретения (древние Индия или Персия?), но и о том, что же такое шахматы: интеллектуально-мозговая гимнастика, разновидность математической логики, средство познания бытия, научно-практическая философия или все-таки спорт? Всего понемногу в этой уникальной игре, и потому шахматные термины давно и далеко вышли за ее рамки.
Широко известное слово “цейтнот” — это сумма немецких zeit (время) и not (нужда), то есть нехватка времени. Миттельшпиль — также от немецких mittel (средний, центральный) + spiel (игра) — середина игры, процесса. Соответственно эндшпиль — заключение, финал действа. Цугцванг происходит тоже от немецких zug (движение) + zwang (вынуждение), то есть вынужденное движение. В шахматах цугцванг означает положение одного из соперников, любой ход которого ухудшает его позицию, в том числе может приближать поражение. А сколько таких цугцвангов возникает в экономике, политике, социуме?!
Термин пат восходит к латинскому pactum — мирный договор. Пат в шахматах — положение на доске, когда наступает ход одного из противников, и только главной фигурой — королем. Но... Некуда, потому что все клеточки-поля вокруг под ударом фигур соперника. Такая позиция автоматически фиксирует ничью — мирный исход. Он радует хозяина короля, игрока, который, как правило, находился в проигрышном положении, но досадует его соперника, упустившего вроде бы очевидную победу. В жизни пат означает безвыходную ситуацию, которая может порадовать разве что вашего заклятого врага.
Нет единого мнения среди языковедов относительно рокировки. Одни полагают, что это слово произошло опять же от немецкого глагола rосkiеrеn, другие — что от французского roquer. В шахматах рокировка — единственный ход одновременно двумя фигурами, королем и ладьей, с целью обезопасить первого. А вне шахматной доски слово превратилось в устойчивый эвфемизм перестановки, в том числе замысловатой. Литературный пример — “В итоге Фадееву с великим трудом удалось Софронова спровадить в “Огонек”, Ермилова снять с газеты и перекантовать на творческую работу, а меня, оставив одним из своих заместителей, рокировать в редакторы “Литературной газеты”, на что я не сразу согласился” (Константин Симонов, “Глазами человека моего поколения”).
Американский государственный деятель и политолог Збигнев Бжезинский, выпустивший в 1997 году монографию “Великая шахматная доска”, сравнил с ней геополитику и всю нашу планету. Чем оскорбил память о древних создателях шахмат. Они установили на шахматной доске незыблемые и прозрачные правила для всех без исключения. А Бжезинский, сравнивая геополитику с шахматной игрой, продемонстрировал в ней беспредел в угоду единственному игроку. Ведь книга имеет подзаголовок “Главенство Америки и ее геостратегические императивы”.