(Продолжение. Начало — в предыдущих номерах.)
В прошлый раз, читатель, дойдя до вершины пика Адама, мы обнаружили, что… Зря карабкались? Воздвигнутый поверх венчающего вершину каменюги, маленький и незамысловатый храм Шри Пады оказался вульгарно запертым на большой амбарный замок. Из-за стального забрала целиком даже не просматривались истинные двери святилища, а вокруг не наблюдалось никого из тех, кто бы обладал сакральными знаниями по поводу того, где лежит заветный ключ. (И никакого намека на коврик, под которым его могли спрятать).
И что делать? Святотатствовать?
Ничего другого не оставалось. Не спускаться же вниз, не испробовав всех шансов…
Пробую замок на прочность. Не поддается. Заглядываю в темную щель внутрь — во мраке ничего не видно. И тогда мне приходит в голову светлая мысль (не иначе как озарение, посланное свыше!) — просунуть в промежуток под верхним косяком руки с фотокамерой и с помощью вспышки сфотографировать След. Что я успешно и проделываю (да простится мне это святотатство любознательностью и трудностью подъема!). Вообще-то, судя по табличкам, фотосъемка Следа запрещена. Но… Что сделано, то сделано.
Рассматриваю снимки.
Вызолоченный священный отпечаток (с несколькими банкнотами и монетами, переброшенными редкими паломниками через дверь) в раскрашенной алюминиевой пудрой бетонной оправе занимает все пространство тесного святилища, так что целиком в кадр не входит даже на самом «широком угле» объектива (слишком близко). Однако представление получить можно. И оно мало разнится с теми, что озвучили предшественники.
С виду След — это всего лишь невразумительная естественная выемка в скале. И нужно было обладать немалой религиозной фантазией, чтобы соотнести его со стопой кумира.
«Отпечаток этот оказался довольно бесформенным углублением верхушки гнейсовой скалы, венчающей Адамов пик, длиной 160, а шириной около 85 сантиметров. Если праотец Адам имел пропорции современного человека, то рост его, следовательно, превышал 10 метров», — не без иронии замечает мой книжный спутник, естествоиспытатель и материалист Иван Пузанов.
Сила веры
Однако что-то мешает улыбнуться на это остроумное замечание виртуального попутчика. Наверное, память о тех миллионах безвестных паломников (скольких миллионах?), которые, не задавая себе лишних вопросов, уже много тысяч лет взбираются сюда, к этому камню, чтобы приложиться губами к холодной, отполированной поцелуями предшественников поверхности Следа и уйти вниз абсолютно счастливыми и умиротворенными. Ведь вера — не менее важный движитель человеческой истории и цивилизации, нежели порождение даже самой объективной реальности (данной нам в самых конкретных ощущениях).
Во всяком случае, перед моими глазами в темном пространстве запертого святилища ярко мелькнул выраженный феномен веры, в котором просматривается очень архаичный обычай обожествления Горы, которая того стоит! А кто держатель приоритета на небесный патронаж — Адам, Саман, Шива, Фома или Будда (во всяком случае, уж никак не А.Ф. Македонский!) — для верующих вовсе не столь важно.
Любому исследователю традиционной культуры понятно, что любая история зачинается в географии, а все духовное зиждется на материальном. И изначально главное во всем этом процессе — это сама Гора. Не самая высокая на острове, однако самая вызывающая по своему положению и пропорциям.
Саманела — одна из тех сотен и тысяч обожествленных далекими предками вершин, которые равномерно разбросаны по всей планете. Тех священных гор, которые имели когда-то для человечества столь важное значение, что получили свое логичное рукотворное продолжение в виде бесчисленных пирамид, курганов и ступ.
Населенные божествами и святыми подвижниками, эти сакральные столпы напрямую соединяли Землю с Небом, людей с Космосом и Низшее с Высшим. И само наличие такой связи долгие тысячелетия оставалось главным аргументом к духовному развитию, совершенствованию и подвигу. Тем проявлениям, которых так не хватает сегодняшнему человечеству, погрязшему в стихии материального и растворившему свои «я» в глобальном пространстве необработанной информации...
Трудности снисхождения
Очень часто повествования о путешествиях и восхождениях прерываются достижением цели. Но никакой маршрут реально не кончается кульминацией и триумфом. А возвращение зачастую бывает куда более драматичным, нежели путь вперед. Вспомним знаменитые примеры мифического Одиссея и реального Афанасия Никитина.
Мне пока везло больше, чем Никитину, Магеллану или тому же Куку. Но на сей раз путь с пика Адама обратно получился непростым. Сложность моего возвращения (не иначе) определило совершенное святотатство — я заглянул в святая святых, не испросив дозволения и не уплатив мзду хранителю. Хотя, повторюсь, я же не корысти ради, а познания для!
Боюсь ли я богов и демонов? Нет. Я в них не верую как в таковых. Я их изучаю. Если я во что и верю, так это в судьбу, которая, однако, зависит не только от массы косвенных случаев, но и от тебя самого. Судьбу можно подправить, сделав определенные усилия над собой. Однако судьба — материя со многими неизвестными. Кто вообще-то ведет запись и ведает, что кому начертано? Боги? Но то, что их как таковых не существует вне нас самих, я знаю точно!
Кстати, когда я уже обувался при выходе, передо мной вдруг возник заспанный «хранитель» святыни в потертых спортивных штанах. На обескураженно-выкатившихся глазах которого — видимо, он решил, что очередной источник дохода только что подошел снизу, — я надел кроссовки и, махнув рукой на прощание, отправился вниз.
Боль, туман и «народ хвостатых обезьян»
Но, так или иначе, стоило только покинуть священную вершину Следа и, повернув, начать неизбежное «снисхождение», как в тот же момент мою правую ногу пронзила резкая боль в колене, которое вдруг перестало сгибаться. Однако первая пришедшая мысль была вовсе не о гневе богов, а о старой спортивной травме, периодически дававшей о себе знать.
Впереди ждал неизбежный километровый спуск, который теперь предстояло пройти в стиле одноногого пирата ярко выраженным «левым маршем», в темпе которого прыгать со ступеньки на ступеньку. Наверное, со стороны это выглядело чудачеством интуриста, но оценить манеру моего пешего спуска на одной ноге все одно было некому. Сезон паломничества завершился.
Лестница вниз казалась бесконечной. Из просветов наползших облаков, окончательно зашторивших священную Саманелу, выплывали то причудливые деревья горных джунглей, то загадочно молчащие статуи богов, то огромные белые цветы тропического дурмана. Тропа, таинственная и безлюдная, весело навевала в памяти русское поверье о «заклятии лешего», прогневав которого, можно бесконечно блуждать вокруг одного и того же дерева. Туман гасил звуки, и тишина вокруг висела столь совершенная, что я временами начинал отчетливо слышать предательское шуршание стираемых суставов в проклятом колене!
И вдруг из зашевелившегося тумана возникло нечто, что заставило тут же забыть о боли и… вспомнить Ибн Баттуту. Небольшое семейство макак, каких я еще на Шри-Ланке не видывал — более крупных и агрессивных, чем те, что обретаются у храмов внизу, да в придачу еще и с «коронами» на головах. Короны, правда, не из листьев, а из их шерсти, но «народ хвостатых обезьян», о котором говорил арабский путешественник, налицо. Оказывается, он существует на самом деле, и все дело в том, что мы не всегда верно интерпретируем литературные аллегории древних авторов. А ведь они были такими же людьми, как мы. И человеку свойственно не только обижаться, но и шутить, преувеличивать, иронизировать и украшать свою речь перифразами и всякими неявными ссылками.
Зачарованный странник на распутье
Таким образом, времени на спуск ушло гораздо больше, чем на подъем, и последний автобус из Далхуси отправился без меня. Мне пришлось ковылять еще несколько километров до оживленной трассы на Маскели.
Так что из Маскели на Хаттон выезжаю уже в темноте (закат в тропиках ничуть не медлительнее восхода, с которого я начал этот день и данное повествование). И в довершении всего опаздываю на последний автобус в Канди. Все против меня. Может, и вправду не следовало совать фотокамеру в святилище?
И что дальше? Можно, конечно, найти какой-нибудь трехгрошевый отельчик-гадюшничек (в отличие от туристического Казахстана в туристической Шри-Ланке это не проблема) и спокойно переночевать до утра тут, в центре чайной индустрии. Но вспоминается, что через Хаттон ведь проходит еще и железная дорога. А это значит… Почему бы не попробовать? Гостиница-то всегда найдется.
В темноте, почти на ощупь, пугая расспросами встречных, нахожу где-то внизу тускло освещенную станцию. И, о чудо, вижу стоящий на перроне поезд, готовый к рывку в путь! Поезд на Канди! Последний.
Но главное чудо — не сам факт удачи с поездом, а сам поезд. Это живое наследие колониального прошлого, когда проклятые британцы строили по всему острову железные дороги, дабы удобнее было высасывать кровь из угнетаемого населения.
Четыре деревянных вагона (два пассажирских и два почтовых) и крохотный локомотив, такие когда-то ходили по пионерским железным дорогам в детских парках СССР. «Там поедет вот что — почтальон и почта». А кроме почты несколько шумных ланкийцев, припозднившихся в гостях, и… Ну и я уже никуда не денусь. Билет в кармане.
На поезде по Вселенной
Ночное возвращение на этом крохотном и воистину народном поезде стало кульминацией этого бесконечно длинного и насыщенного дня. Как он летел по ночным горам (на спусках), как отчаянно пыхтел (на подъемах)! Как бросался в темные тартары тоннелей! Как отчаянно, словно преданная дворняга, вилял хвостом на бесконечных извилинах дороги! И каким недостижимо гуманным было его движение… Мы останавливались на каждом полустаночке, а на одной станции (кажется, в Навалопатии) нам даже поменяли тепловозик.
В какой-то момент все мои попутчики (уже стало понятно, что это были члены одной семьи «мавров» — местных мусульман, возвращавшихся откуда-то из гостей) дружно снялись с насиженных мест и вышли. Я остался в поезде один (не считая почтальонов, запертых в своих почтовых вагонах, и машиниста в локомотиве).
И тогда, раззявив настежь все окна, я стал наслаждаться моментом, которого, наверное, никогда более не переживу в будущем. Впитывая всем естеством и стараясь увековечить памятью незнакомые южные звезды, летящие вослед за составом над резкими силуэтами непроницаемо черных деревьев, и их земные отражения — холодные мигающие искорки светлячков, тут же уносимых вспять движению, затухающие кострища сел и городков, раскиданных по бездонным пропастям то справа, то слева. Упиваясь врывающимся снаружи воздухом, пропитанным ночной прохладой и настоянным на густом аромате цветущих лесов. Вздрагивая от взрывов верещания цикад, которое насквозь пронзало деревянные вагончики и временами перебивало даже безумный железный лязг расхлистанного состава.
Вконец растроганный, я отыскал глазами среди россыпи ярких и безвестных звезд Южный Крест и в душе поблагодарил жизнь за то, что она способна дарить влюбленным в нее вот такие бездонные мгновенья…
В Канди состав прибыл далеко за полночь. Древняя столица Цейлона встретила равнодушной пустотой темных улиц. Безмолвствовал даже несмолкаемый трубно-барабанный голос Храма Зуба. И было абсолютно непонятно — то ли тут все еще тянется день минувший, то ли из его чрева уже вызрел следующий, еще никогда не виданный этой древней землей и ее многочисленными богами.
Андрей Михайлов — землеописатель, автор географической дилогии «К западу от Востока. К востоку от Запада». Фото автора