Есть места, с которыми человека связывает больше, нежели просто воспоминания или ностальгия. В такие едва попадешь и сразу же прочувствуешь всеми фибрами, что очарован и околдован, а значит, обязательно приедешь сюда еще. Для меня одно из таких мест — Турфанская впадина в Синьцзяне. Впервые я случайно «свалился» в нее еще в середине 90-х. И с тех пор стал завсегдатаем и почитателем. Не упуская ни одной возможности оказаться там вновь.
И каждый раз Турфан (может, в награду?) приоткрывает мне какую-то новую, доселе скрываемую свою грань, позволяет узреть неведомую прежде страничку своей природы и истории, лукаво подсмеивается над моим самонадеянным невежеством «бывалого турфановеда». Думаю, не будет особым нахальством, если я причислю эту огромную яму, затерявшуюся среди заоблачных гор в самой сердцевине Азии, к одному из самых мистических мест планеты. Для того у меня есть основания.
Яма: кошмар Николая Рериха
«Почти все, кто изучал Центральную Азию, старались построить маршрут так, чтобы посетить Турфан». Это фраза одного из признанных советских авторитетов в области географии Эдуарда Мурзаева. Ему трудно возразить.
Действительно, кто только тут не перебывал! Если поставить где-нибудь на въезде в Турфан мемориальную стелу с именами одних только исследователей из России, на ней оказался бы изрядный список действительных и почетных членов Императорского Русского географического общества, вписавших маршрутами своих путешествий Центральную Азию в обиход мировой географии, а заодно смачно пошелестев самыми славными страницами в истории российской науки.
Но корифей не случайно утверждает, что в Турфан стремились не все, а «почти все». Думаю, что имелся в виду великий мистик, художник, исследователь (и в какой-то мере авантюрист) Николай Рерих, знаменитая экспедиция которого пыталась избежать Турфанского оазиса, приближаясь к нему со стороны Кашгара весной 1926 года.
А все дело в том, что, по всем признакам, Алтайско-Гималайская экспедиция Рериха вообще не намеривалась посещать это место. Главной целью «миссии западных буддистов» оставалась столица Тибета, куда предполагалось проникнуть нетрадиционным путем — с Запада.
Но китайские власти, настороженно относившиеся к этому странному каравану из русских под американским флагом, завернули экспедицию с намеченного пути после нескольких месяцев «сидения» в Хотане в совершенно противоположную сторону — на Кашгар. А далее в Урумчи, откуда планировалось вообще выдворить отряд Рерихов (вместе с художником путешествовала супруга Елена и один из сыновей — Юрий) за пределы Китая.
Понятно, что окольная дорога, которой, по существу, конвоировалась экспедиция, на всем протяжении оставалась для Рериха малоприятной и нервной. Потому-то хотелось побыстрее проскочить незапланированный участок и добраться до какой-нибудь определенности.
Вот страничка дневника Рериха, которая прекрасно характеризует состояние «неутомимого исследователя Центральной Азии» в этот момент: «Лежит Турфан, и из его девятистофутовой ямы пышет жар. Как легко себе представить, что летом в Турфане даже местные люди умирают от жары».
В этой фразе сплошные преувеличения. И яма в два раза больше, чем истинная глубина Турфанской впадины. И местные люди унижены до состояния случайных слабаков.
Хотя жара в Турфане действительно аномальная.
Аномалия: апофеоз роборовского
Особенности впадины заповеданы самой природой. Географические контрасты, которые встречаются здесь, могут быть причислены к самым рекордным на земле.
Во-первых, перепады высот. Турфанская впадина — вторая по глубине в Азии (и в мире) после ямины Мертвого моря. Впервые «высоту» ее дна относительно уреза Мирового океана в 1894 году определил ученик великого Пржевальского — Всеволод Иванович Роборовский, устроивший тут, в кишлаке Люкчун, первую постоянную метеостанцию. Когда все померили инструментально, оказалось, что впадина лежит на 130 метров (плюс-минус 30) ниже уровня миря. И это был географический фурор, даже самые смелые теоретики землеведения не предполагали, что среди высочайших гор планеты может зиять такая значительная вмятина.
Действительно, даже ближайшие горы, окружающие Турфанскую впадину, такие как покрытый вечным льдом массив Богдо-ула, вздымаются ввысь на пять с половиной километров. И это немаловажное отличие от Мертвого моря — утесы Иудейской пустыни и Моава не превышают 300-400 метров абсолютной высоты.
Второе открытие Роборовского состояло в научном измерении местной температуры, которой так боялся Рерих. Оказалось, что жара достигает плюс 48 градусов по Цельсию в тени и плюс 64 градусов — на солнце. Если учесть, что температура зимних месяцев опускается тут до минус 20, это существенно дополнит термическую характеристику впадины.
К этому нужно еще добавить знаменитые ветра, сдувающие караваны.
Владимир Афанасьевич Обручев, прошедший через Турфан вскоре после Роборовского, ознакомившись с результатами исследований метеостанции, с рабочим пафосом первооткрывателя воскликнул: «Температура летних месяцев оказалась наибольшей в Азии и приравнивается к температуре в пустыне Сахара... В самом центре материка оказался особый центр термической энергии!».
Дальнейшие исследования подтвердили вычисления Роборовского. Ныне на картах отметка Турфанской впадины — минус 154 метра относительно уровня моря. Интересно, что до ближайшего моря отсюда не менее 2000 километров по прямой. Что до максимально зафиксированной температуры, то значение поднялось до плюс 48,9 градуса по Цельсию.
Мертвое болото: владения Боджа
Как и впадина Мертвого моря, самое низменное пространство Турфанской впадины занято водой. Вернее — рассолом, в котором количество соли и воды примерно одинаково.
Озеро Айдин (Лунное) хотя и называется озером, по сути — типичное болото. Средняя его глубина не превышает и метра. Недаром у него есть еще одно название, более точное, — солончак Баджанте.
Летом, когда температура рассола разогревается за 50 градусов, тут можно запросто пастеризовать огурцы. Но огурцы на берегу не растут, тут вообще ничего не растет. И даже непонятно, где кончается суша и начинается само озеро. Зато не так давно выяснилось, что глубже, под тощими толщами озера Айдин, скрывается озеро из нефти.
Несмотря на отсутствие достойных предпосылок, солончак Баджанте обитаем. В полнолуние его берега оглашаются протяжным и тоскливым воем, способным заморозить кровь у каждого случайного путника. Это песнь Боджи, джина, хозяина соленого болота.
Заклятый жить в топком рассоле за какую-то провинность, он освободится лишь тогда, когда его полюбит чистая и прекрасная девушка. Но местные девушки лунными ночами на берега Лунного озера не ходят — у них много других забот. Иногда послушать вой заезжают западные туристки, но они не способны снять чар — не подходят под условия участия.
И нет у несчастного Боджи никаких шансов избавиться от проклятия...
Артерии жизни на территории смерти
Дурная слава турфанской жары была хорошо известна китайцам задолго до появления наших исследователей. Вот выдержка из донесения одного из китайских сановников Х века Ван Ян-ди: «В самую знойную пору года жители удаляются в подземелья. Птицы усаживаются тогда стаями по берегам рек, и если, случаем, вздумают полететь, то, как бы обожженные солнцем, падают и ломают себе крылья».
Про глупых птиц не знаю, но о подземельях Турфана готов поговорить особо, ибо они — одно из величайших чудес всего чудообильного Китая. Мелькают даже дерзкие сравнения с Великой стеной.
Безжизненная черная пустыня, слегка понижающаяся к жерлу впадины и лежащая между горными бортами котловины и зелеными оазисами (в геологии такие формы рельефа относят к «пьедесталам», «пенепленам», «конусам выносов», «делювию», «аллювию» и так далее), испещрена рукотворными но
Это не что иное, как кяризы, подземные оригинальные оросительные каналы, широко распространенные на далеком западе Азии — в Персии. Их наличие тут, за тысячи километров к востоку, привело некоторых исследователей к мысли о персидском следе в истории Турфана.
Кяризы — артерии жизни Турфана. Мало где на земле столь явно можно увидеть грань между жизнью и смертью, как тут. Буйная и яркая зелень полей и тенистых виноградников, а через несколько метров абсолютно безжизненная и безнадежная каменная пустыня (западнее такая называется гаммада), отсвечивающая нестерпимо яркими и мрачными бликами покрытых черным пустынным загаром булыжников. Лишь кладбища обреченно зияют по ту сторону границы. Да ажурные саманные сушилки, в которых дозревает зеленый турфанский кишмиш, не боятся перейти грань.
Дети подземелий
Жизнь человеческая, она ведь сплошной парадокс. И в том месте, где, казалось бы, смерть наложила табу на любые ее проявления, она взяла да и расцвела пышным цветом вопреки всему. Породив длинную и насыщенную историю, самобытную и оригинальную культуру. Возделанная и орошенная «территория смерти» способна приносить такие плоды, которым могут лишь завидовать куда более благополучные и тепличные регионы земли.
Основа этого экстремального бытия — кяриз. Рукотворный подземный канал, идею которого, как полагают, и принесли сюда по Шелковому пути древние иранцы-согдийцы.
«Карыси — сооружения столь же изумительные по своей громадности, сколько и по смелости замысла». С этим утверждением Григория Ефимовича Грум-Гржимайло трудно не согласиться.
По существу, кяриз — это горизонтальная штольня, которую начинают прокладывать снизу, от будущего поля, к водоносным слоям, расположенным у подножья гор, иногда за пять-семь километров. Подземный канал постепенно заглубляется в «пьедестал» гор, и строители оказываются порой на глубине ста и более метров от поверхности.
Сегодня, как и тысячи лет назад, кяризное орошение является основным источником воды для полей турфанлыков. Более тысячи подземных каналов имеют общую протяженность в 2500 километров, и это действительно достойно восхищения. Нет, недаром кяризы сравнивают с Великой стеной! Еще неизвестно, что потребовало больших усилий и принесло больше пользы создателям.
Кяризы — достопримечательность Турфана, посмотреть их непременно завозят всех туристов, путешествующих по изрядно раскрученному ныне маршруту Шелкового пути. Специально для этого тут появился новый аттракцион — кяриз для интуристов. Этакое вылизанное и комфортабельное кафельное заведение, за вход в которое нужно, разумеется, платить. По забетонированной штольне течет кристально чистая артезианская вода, которую можно даже пить.
К настоящим кяризам это рафинированное чудо имеет такое же отношение, как трясущийся домашний мопс в подгузнике к степному волку. Чтобы попасть в настоящий, нужно только свернуть с торной туристической тропы на поле, где прямо изпод земли торчат макушки стройных серебристых тополей. Тополя растут в провалах, образованных рухнувшими сводами старых кяризов.
Через такой провал можно спуститься вниз. Внизу бархатистый полумрак, слабое журчание и прохлада. Вода далека от той хрустальной свежести, что в презентационной модели — оно и понятно, течет-то по глине. В кяризе приятно оказаться в самую-самую знаменитую жару, чем и пользуются местные турфанлыки. И, быть может, это и стало основой легенд о спасении жителей в пещерах. Тут редко бывают посторонние.
(Продолжение следует.)
Фото автора