Что могло бы стать символом Земли в космическом масштабе, в размерах «Великого кольца» братских цивилизаций, дабы все, даже самые зелененькие, могли проникнуться величием человеческой цивилизации и высотами духа? Думаю, что важным претендентом на эту роль стал бы Тадж-Махал — совершеннейший архитектурный памятник, построенный одним из Великих Моголов на могиле любимой женщины.
Магнетизм красоты
Пока же Тадж-Махал являет собой одну из самых значимых приманок для земных туристов. К нему каждый день стекаются многочисленные и многоязыкие толпы паломников, принадлежащих разным кастам и конфессиям, прибывшим из разных уголков Индии и всех мыслимых сторон мира. Разуваясь перед подъемом на мраморную террасу мавзолея, все они становятся тут одинаково босыми и равными друг другу.
Зачадренная черным покрывалом мусульманка и похожая на тропический цветок в своем трепещущем сари индианка, вылощенный до кафельного блеска американец и шумно-бесцеремонный селфист китаец, наш вечно озабоченный незнамо чем «соотечественник» и молчаливый гималайский аскет, юные и чистые девочки-гимназистки из престижного колледжа Дели и растерянные чернокожие крестьянские ребятишки из
Именно Тадж-Махал — самое зримое материальное воплощение абстрактной сентенции о «красоте, спасающей мир». В гармонии его совершенных форм и божественных линий очень сильно проглядывает обаяние образа одной из красивейших женщин Земли. Величие любви, достигающее силы природной стихии и рождаемое только рядом с такими харизматичными особами, стало той волшебной духовной клумбой, на которой и вырос этот прекраснейший Цветок Вечности.
Вне толпы
Итак, Индия без Тадж-Махала — все равно что Франция без Эйфелевой башни или Америка без статуи Свободы. Эту банальную сентенцию высказывали все, кто только брался писать о «восьмом чуде света». Но ставить на одну плоскость железяку, к которой долго и мучительно привыкали и наконец привыкли, и туповатого колосса, которому так и не нашлось места в Европе и над которым потешаются все, кроме самих американцев, — это слишком большой почет для них и слишком унизительное сравнение для Тадж-Махала.
Тот, кто этого не понимает, чувствует неосознанно. Вовсе не случайно Агра, неофициальная столица Великих Моголов, стала одним из центров изысканного паломничества. Именно паломничества и именно в Тадж из всего обилия местных достопримечательностей, коими столь богат этот удивительный город на Джамне, людей влечет сюда только одно. И едут они в своей значительной части не просто взглянуть на важный туристический объект и сделать равнодушное фото на очередном фоне. Едут проникнуться. Проникнуться зримым чудом, позволяющим всем и каждому оценить человеческий потенциал.
...Признаться, я всегда настороженно отношусь к тому, вокруг чего вьется толпа и бьются волны повышенной ажитации. Потому и сюда, в Агру, первый раз ехал с некоторым сомнением — а вдруг на деле все это мыльный пузырь? Вдруг все эти восторги — лишь аппетитные наживки для отсоса денег с туристов? Тадж-Махал рассеял все мои опасения сходу. Как только предстал пред взором.
Тогда, в первый приезд, я провел рядом с ним целый день. Несколько часов просто просидел в тени пальмы на жестком газоне напротив. В счастливом созерцании. Остро наслаждался волшебством видения, вяло вылавливал из памяти нюансы из его истории, а больше упивался женственным обаянием его совершенных линий и одухотворенной чистотой оттенков света. Не меньше десятка раз обошел вокруг. Отдалялся и приближался. Открывал все новые ракурсы и точки восприятия. Любовался колористическими переменами в удлинявшихся лучах катящегося по небосклону солнца. От ослепительно белого — такого, от которого зашкаливал экспонометр, до остро очерченных черных граней на фоне закатного неба. Дошло до того, что в какой-то момент я вообще перестал замечать окружающих, полностью абстрагировался от толпы. Толпа, никуда не девшись, вдруг растворились в воздухе, и мы оказались с ним один на один.
Точнее — с ней. Потому что что Тадж-Махал — женского рода. Порождение земной любови в ее небесном продолжении. И все в его (ее) облике настолько пропитано пламенной и страстной женственностью, что как-то и не воспоминается утилитарная суть строения — служить мавзолеем и мечетью.
Цветок вечности
Тадж-Махал — это любовь, воплощенная в камне. Высокоосвященная и богоположенная. Укор всем тем, кто не верит в вечность чувства, кто сомневается в возможности бесконечного обожания одного предмета одним переменчивым сердцем. Впрочем, можно много бросаться красивыми фразами, но лучше еще раз вспомнить историю.
Арджуманд Бану Бегам, прозванная еще при дворе хана Джахангира Мумтаз Махал («Избранницей дворца») или, если по-персидски — Тадж-и Махал («Венцом дворца»), стала женой принца Хуррама (будущего Шах Джахана), когда ей едва минуло 19 лет. Красавица-персиянка, к тому же обаятельная, умная, гуманная, тонко чувствующая Мумтаз Махал, хотя и не являлась первой женой царевича, но моментально стала главной и единственной.
Привязанность и степень доверия к ней со стороны супруга были столь сильными, что будущий правитель не ступал и шага, не посоветовавшись со своим Венцом. Дошло до того, что новоиспеченный падишах даже свою государственную печать хранил только у своей любимой жены. Правда, совместное их царствование было очень недолгим. Всего какой-то год минул с восшествия Шах Джахана на великомогольский престол, как судьба (вот уж злодейка!) лишила его всех стимулов царствовать. Время, отпущенное Мумтаз Махал на то, чтобы служить украшением этого беспокойного мира, иссякло, и одна из самых блистательных женщин в истории вдруг покинула земные сферы на 37-м году жизни при очередных родах. Но ушла она все же не просто так, а, как и подобает выдающейся женщине, взяв напоследок у мужа обещание выстроить памятник, который был бы достоин вечного воплощения их любви.
Вся дальнейшая деятельность Шах Джахана была так или иначе связана с выполнением взятого на себя обета. Что стало и смыслом, и стимулом жизни осиротевшего монарха. Все остальное настолько перестало интересовать владыку, что его сын Аурангзеб в конце концов отрешил отца от власти и заточил в крепости Агры.
Последние свои годы Шах Джахан провел, созерцая издали, с высоких стен дворца-тюрьмы, прекрасный белоснежный цветок Тадж-Махала, маячащий на горизонте на высоком берегу Джамны. Молился и ждал своего часа. Там, рядом с любимым прахом, и суждено ему было обрести свой долгожданный и вечный приют.
Судьба Шах Джахана и Мумтаз Махал стала самым великим и самым высоким эпизодом из всей истории Великих Моголов. И самым ярким. Династия, которую обессмертила любовь, — это, согласитесь, явление нечастое. И то, что все произошло именно на индийской земле, насквозь пропитанной страстностью и чувственностью, вряд ли случайно.
Архитектор страсти
Если следовать династической истории, то под пятым номером Великих Моголов на трон взошел Шах Джахан (1592 — 1666) — сын эстетствующего наркомана Джахангира, внук великого выдумщика Акбара. Жизнь его, полная воистину шекспировских страстей, достойна того, чтобы остановиться на ней подробнее.
Шах Джахан начал карьеру самодержца точно так же, как многие сотни его царственных коллег во всех династиях у самых разных народов. До и после. Терпеливо дождавшись у постели умиравшего Джахангира его мирной кончины (вместо того, чтобы ехать на войну в Кандагар, куда его упорно отсылали), он, похоронив отца, тут же ввязался в азартную (и кровавую) борьбу за могольский трон. И после тяжелой продолжительной свары выиграл-таки эту своеобразную «предвыборную» гонку у своих братьев и дядьев. В результате чего конкуренты исчезли (вотще), а империя почти на 30 лет (1627 — 1658) получила нового падишаха. Как и все его предшественники, Шах Джахан оставался типичным Моголом. Знал и ценил прекрасное, разбирался в литературе, серьезно занимался архитектурой. И вообще, по традиции, заложенной еще Акбаром, старался окружить себя и близких не только утонченной роскошью, но и рафинированной ученостью. Не забывая при этом держать в узде свое государство и в напряжении — соседние. Но было нечто, что выделяло его из прочих самодержцев всея Индии. Пламенная страсть к одной из собственных жен. Страсть, результатом которой и стало рождение Тадж-Махала — вершинного шедевра человеческого гения и украшения всей земной цивилизации.
Белое и черное
Для большинства из тех, кто отправляется в Индию, Тадж-Махал значится первым и главным пунктом программы посещения. И если, побывав в этой стране, кто-то говорит, что не видел Тадж-Махала (и не катался на слонах!), то его реноме бывалого путешественника сразу уподобляется тонущему «Титанику».
Понятно, что у каждого приезжего с Тадж-Махалом изначально связаны свои сокровенные цели и чаяния. Кому-то нужна очередная «галочка», подкрепленная селфи на фоне. Кто-то хочет поклониться величайшему памятнику культуры. Кого-то влечет обаяние оригинальной цивилизации Великих Моголов. Кому-то нужен достойный объект для развенчания (был, видел — фигня). Правда, после контакта с памятником отношение к нему становится более ровным и достойным. С людьми происходит тот самый катарсис, за который умные античные греки так почитали истинное искусство.
Мне выпала радость соприкасаться с Тадж-Махалом неоднократно. Но каждый раз, когда я приближаюсь к нему, то, как и в ту, самую первую встречу, чувствую себя совершенно зачарованным. Необъяснимое влияние, которое я испытываю, находясь рядом, сродни сильному религиозному чувству. Что, признаюсь, не оченьто характерно для моей натуры. Но, что есть.
В данном случае русский термин «памятник» (производное от «памяти»), хотя и приобретший некоторую казенность, как нельзя точно характеризует самую суть творения. Если говорить о памятниках любви конкретного мужчины к конкретной женщине, то в истории нашей цивилизации (к чести ее — богатой подобными мемориалами в разных жанрах) рядом с Тадж-Махалом все же поставить нечего. Белоснежный каменный цветок на могиле возлюбленной — достойнейший монумент не только самой любви, но и неистребимой романтики человечества. Падишах выполнил волю умиравшей.
Хотя, если быть объективным рационалистом, этим строительством несчастный Шах Джахан совершил должностное преступление, полностью опустошив казавшуюся неисчерпаемой могольскую казну. Этим он в итоге и предопределил скорое крушение великой империи. Так что, хотя и скучен был его аскетичный наследник Аурангзеб, но с точки зрения государственных интересов можно оправдать жестокосердие сына, узурпировавшего наконец власть и заточившего престарелого отца в дворец-тюрьму Агры. Однако во многом именно благодаря воплощенной любви Шах Джахана к Мумтаз Махал мир не забыл о Моголах. И не забудет о них до тех пор, пока стоит на берегу Джамны белоснежный траурный цветок Тадж-Махала.
Большинство приезжающих сюда туристов и паломников совершают стандартный обход по одному и тому же маршруту. Как ни странно, только единицы из пяти миллионов посещенцев видят Тадж-Махал с его главного фасада. Дело в том, что белоснежный мавзолей — лишь половина планировавшегося памятника. Шах Джахан предполагал строительство второго такого же — антипода — на противоположном берегу Джамны. Такого же, но только из черного мрамора. Для себя. Так, чтобы оставшуюся часть Вечности оба памятника вечно смотрели друг на друга.
Вторая часть проекта так и осталась невоплощенной. Строительство началось, но было прервано известными событиями на стадии закладки фундамента. Тем не менее, чтобы осознать величие замысла, Тадж-Махал необходимо увидеть именно оттуда, откуда на него должна была вечно глядеть его черная тень. С противоположного берега Ямуны-Джамны. Откуда писал свою известную картину Василий Верещагин.
Наверное, это небольшое эссе очень смахивает на объяснение в любви. Пусть будет так. «Лучшее в стране — столица, в столице — дворец, а во дворце — молодая царица». Я люблю Индию. А Тадж-Махал — квинтэссенция Индии.
Андрей Михайлов — землеописатель, автор географической дилогии “К западу от Востока. К востоку от Запада”