В прошлом эпизоде мы с вами побывали в самых злачных районах Рио — знаменитых фавелах. Но Бразилия вообще-то классическая страна контрастов. Нищие — непременный атрибут даже самых фешенебельных улиц в центре Рио-де-Жанейро. Правда, бомжующие субъекты выглядят не столь профессионально, как их коллеги по цеху из Индии, и живут куда более комфортно, чем наши бездомные бедолаги. Они вальяжны и где-то даже симпатичны. Хотя и ночуют прямо на тротуарах, но так это бразильские тротуары. Температура тут редко опускается ниже 20 градусов. Полиции, судя по всему, нет до них никакого дела (хватает забот с гангстерами из фавел), а проблема хлеба насущного решается элементарно. Даже если никто не подаст корку хлеба на пропитание, огромные плоды хлебного дерева растут прямо над головой.
(Продолжение. Начало в предыдущих номерах.)
К контрастам можно отнести и великое разнообразие лиц на улицах Рио. Лиц какой национальности? Да какой угодно! Можно сказать, что тут, в благодатном климате, собрано практически все этническое богатство Земли. Мне лично не хватало только азиатов. И, что симпатично, с виду все это обитает тут в гармонии и радости.
Этническая винегретница
Еще в трудах начала XX века приходилось сталкиваться с замечанием о гармоничном расовом обществе Бразилии. Противопоставляя Соединенные Штаты Бразилии Соединенным Штатам Северной Америки, авторы признавали, что здесь «белая и цветная расы мирно уживаются вместе».
В начале ХХ века в стране проживали 800 000 итальянцев, 250 000 немцев, 80 000 поляков. Португальцев, чьей колонией когда-то была Бразилия, со временем становилось тут все меньше и меньше. Вообще же, в справочниках встречались следующие цифры распределения населения «по цветам»: 35 процентов — белые, 12-30 — метисы, 20-25 — мулаты, 12-14 — негры, 3-6 — индейцы.
Однако каждый, кто побывает в Бразилии, поймет, что расчленить население страны по этническому признаку ныне почти невозможно. И сие отрадно! Очень часто можно наблюдать такую картину — гуляющую семью, в которой дедушка с бабушкой почти белые, а внуки натурально черные негритята.
Потому корректнее будет называть всех жителей страны бразильянцами. К чему они сами и призывают. И в такой этнической терпимости мне лично видится одна из наиболее симпатичных черт этой экзотической и нервной страны.
Что до каких-то обособленных проявлений отдельных этносов, они тоже имеются, хотя не уродуют картину мирной эклектики. Не знаю кому как, но мне всегда интересно встречать среди жителей иностранных государств соплеменников и соотечественников. Вот и тут, в Рио, весьма любопытным для меня стало бы, конечно, найти местных русских. Не «новорусских», а именно русских. Я поискал и нашел.
Наташа: без отчества, отечества и возраста
Двадцатый век оказался для многих российских, а позже советских семей началом длинной дороги по всевозможным чужбинам и чужедальним сторонам. Меньшинство двигались в поисках счастья, большая часть банально спасали жизнь свою и своих ближних. Бразилии достигали лишь незначительные кучки россиян, русских и русскоязычных. Слишком далеко и непривычно. Потому особой надежды на встречу с соотечественниками «старой формации» я тут особо не питал.
Но и тому, что она все же состоялась, особо не удивился.
— Зовите меня просто Наташа. Отчество? Без отчества. У них здесь так принято. Только имя и никакого отчества.
Просьба, прозвучавшая из уст пожилой женщины, свидетельствовала как минимум о глубочайшем ментальном расколе, произошедшем в ее душе. Наташе без отчества и давно уже без русской фамилии около 70. Эти семь десятилетий, судя по всему, были выстланы отнюдь не одними лишь розами. Хотя она вовсе не жалуется на жизнь.
Про таких, как Наташа, говорят «потомственная эмигрантка». Действительно, о недоступной родине она, родившаяся в китайском Харбине, знала лишь по рассказам старших. Сама впервые попала в Россию лишь на склоне жизни, за несколько лет до нашей встречи в Рио. Страна, о которой так много думалось и мечталось, оказалась совсем другой, чужой, непохожей на образ, который она проносила в себе всю жизнь. Впрочем, сама она считает себя бразильянкой, лишь по семейной традиции продолжая гордиться своим русским происхождением.
В Бразилию Наташа попала вместе с родителями в середине прошлого столетия, когда начался исход русской эмиграции из Китая. Именно этот исход, вторичное бегство, разбросало их по самым экзотическим и далеким странам мира. Австралия, Новая Зеландия, Аргентина, Канада и Бразилия стали очередными прибежищами для невольных изгнанников. Кто-то, кстати, тогда, в 1950-е, вернулся домой и принялся за освоение «целинных и залежных земель» в Сибири и Казахстане. Про жизнь бывших эмигрантов- «возвращенцев» в Казахстане до сих пор известно очень мало, хотя это интересная страница в истории белой эмиграции.
В Бразилию Наташа приехала сразу после окончания Харбинской гимназии. Образование, полученное там, образование классическое и капитальное, очень помогло ей в жизни.
А жизнь в Бразилии оказалась долгой и разной. Она четырежды бывала замужем и в каждом браке имела ребенка. Сменила много домов и много профессий. Но сегодня, несмотря на годы, выглядит еще бодро и уверенно. Уверенности придает ей востребованность – последние годы она работает гидом с англо- и русскоязычными туристами. А поток россиян, желающих посетить экзотическую страну, имеет устойчивую тенденцию к росту.
Русские жители Города Январской Реки (историческая справка)
Однажды первый король независимой Бразилии, которого, разумеется, звали Педро — Педро Первый, возвращался в экипаже с прогулки. И увидел двух немощных матросов, лежащих прямо на дороге, под палящим солнцем. Педро Первый был известен своими гуманизмом и человеколюбием, а потому не смог проехать мимо людей, которые, как он видел, нуждались в чьем-то участии и заботе. Он велел царедворцам спешиться, подойти к бедолагам и оказать нужную медицинскую помощь.
Тут-то и выяснилось, что оба матроса мертвецки пьяные. А принадлежат они к экспедиции Беллинсгаузена — Лазарева, корабли которой накануне вошли в бухту Гуанабара. Так состоялась первая встреча бразильских властей с простыми россиянами, послужившая прологом взаимной симпатии двух стран и народов.
Доподлинно известно, что самым первым русским, побывавшим в Рио-де-Жанейро, стал мичман Полубояринов, зашедший сюда на английском корабле «Спикер» (где мичман проходил практику) в 1763 году. А в 1811-м в столице Бразилии появилось консульство Российской империи, которое вскоре принял под свое начало русско-немецкий исследователь, академик Григорий Иванович Лангсдорф — личность неординарная и разносторонняя. Достаточно сказать, что он возглавил две крупнейшие экспедиции Российской Академии по Южной Америке. Его зоологические и этнографические коллекции украшают крупнейшие собрания России и Германии, а его портрет до сих пор хранится в Рио-де-Жанейро в музее.
К началу XX века в Рио уже проживала небольшая колония россиян. В основном дипломатов и представителей торговых домов.
Первые группы стихийных эмигрантов прибыли сюда из России после большевистского переворота. Пионерами стали полторы тысячи беженцев, приплывших в 1921 году на французском пароходе. Однако самая большая волна накатила после Второй мировой войны в 1947 — 1955 годах. В начале — из разрушенной Европы, а позже — из «открывшегося» Китая. (Вот тогда-то и приехала из Харбина наша Наташа.)
Новые русские в Бразилии почти не заметны. Не потому, что такие суровые эмиграционные законы, а потому, что им тут особо делать нечего. Экономика быстроразвивающейся страны требует вложений, а желающих быстро срубить бабки тут и без наших в избытке. А еще, наверное, от того, что Бразилия не англоязычна.
Один в доме: в гостях у отца Павла
В Рио-де-Жанейро, едва сойдя на берег, эмигранты и беженцы из старой России по традиции принялись за строительство православных храмов. Православие — это, быть может, единственное реальное, что осталось с ними от знаменитой троичной формулы, которой определялось национальное самосознание до гражданской войны. Самодержавие оказалось утраченным вместе с падением династии еще до расстрела царской семьи, народность в чужеземной стране стала нонсенсом.
В начале 2000-х, до слияния церквей, в Рио существовало два православных прихода. Один принадлежал зарубежной церкви, а второй — Московской патриархии. Здесь, в районе Санта-Тереза, в небольшом храме, посвященном святой великомученице Зинаиде, я и встретился с тогдашним настоятелем — священником Павлом Феоктистовым.
Командированный из Москвы кандидат богословия жил в Бразилии уже четыре года. Жил затворником, почти не покидая пределов храма. Столкновение с окружающей действительностью было чревато для него тем же, чем и для любого другого иностранца. Лик и ряса священника отнюдь не гарантировали безопасность иностранного миссионера на улицах Рио.
В храме отец Павел был един во всех лицах. Помощников у него не наблюдалось. Так что даже колокол во время праздничной службы молчал, звонить и служить одновременно не получалось.
Состояние местной церковной общины не внушало оптимизма на будущее процветание. Старики постепенно переселялись в иные сферы, а сферы интересов молодежи блуждали уже довольно далеко от храмов.
Несмотря на это, отец Павел заканчивал капитальный ремонт храма, освященного еще в 1937 году и с тех пор сильно обветшавшего. Белоснежные стены церквухи, построенной в неожиданном псковско-новгородском стиле, на склонах крутого холма и на фоне буйной тропической растительности, среди домов своеобразной местной архитектуры выделялись издали. У окрестных жителей они вызывают любопытство, но не более.
Обо всем этом мы душевно беседовали с батюшкой, сперва весьма озадаченным моим звонком в ворота, а после даже растрогавшимся и расчувствовавшимся от визита соотечественника, пусть даже атеиста, но не воинственного и весьма увлеченного традициями предков и историей своего народа.
После осмотра еще не отремонтированного до конца храма мы долго сидели с ним в трапезной его квартиры, защищенной от внешнего мира той же стеной, что и храм, у распахнутого окна с видом на тот самый «внешний мир»: опасный, враждебный, но чарующий своим первобытным буйством. Беседовали сперва за чашкой кофе, сваренного батюшкой по местной рецептуре, потом в продолжение — с откупоренной бутылкой местного сухого вина «Рио гранде». Оно использовалось тут для причастия, а в конце — с чарками кашасы, пряной бразильской водки из сахарного тростника, которую сдабривают лимонным соком с сахаром и пьют со льдом.
Так что, начав разговор с церкви и паствы, незаметно перешли на темы более мирские: малярия, которая едва не свела в могилу настоятеля храма великомученицы Зинаиды; бразильские сериалы, в одном из которых он снимался в своей роли (русского священника); судьба русской эмиграции; местные бандюганы, из-за которых трудно выйти на улицу; Индия и кришнаизм (кандидатская диссертация отца Павла касалась именно этой темы). Да мало ли?
Было видно, как он истосковался по общению. С местной паствой какого-то душевного контакта не получалось...
(Продолжение следует.)
Андрей Михайлов — землеописатель, автор дилогии «К западу от Востока. К востоку от Запада» и географического романа «Казахстан»
Фото автора