Если взглянуть на карту, то центром Китая покажется точка аккурат где-то тут в провинции Ганьсу, рядом со столицей Ланьчжоу. Но «точка зрения» в данном случае лишь укрепляет буддийский тезис об иллюзорности этого мира. Даже в такой геометрически выверенной стране, как Серединное государство, понятие географического центра отнюдь не совпадает с положением его исторической сердцевины. Так что земли нынешней провинции Ганьсу, впервые вошедшие в состав Поднебесной где-то на самой заре китайской государственности, хотя почитались ее непременной и вечной частью, в то же время оставались далекой окраиной.
Хуанхэ: голубая Желтая река
Ланьчжоу, один из скромных китайских городов с четырехмиллионным населением, растянулся на десятки километров по обеим берегам Хуанхэ. Он чем-то живо напомнил мне Красноярск, в котором, однако, больше простора, промышленности и размаха великой сибирской реки, все же несопоставимой с размерами великой китайской.
Хуанхэ тут, у Ланьчжоу, вообще-то, непохожа на себя. Едва вырвавшаяся из гор, обрамляющих с севера заоблачные плато Цинхая и Тибета, где она с ревом прогрызает гранит глубочайших ущелий, главная артерия жизни Поднебесной цивилизации выглядит какой-то обессиленно-мирной и... голубой.
Действительно, колоссальные глинистые накопления Лессовой страны, которые и придадут реке соответствие с названием, начинаются за Ланьчжоу ниже по течению. Свои рекордные полтора миллиарда тонн ила и песка, ежегодно выносимых в Желтое море, ей еще предстоит собрать.
Но следы самобытной глиняной культуры то и дело мелькают перед глазами уже по дороге из аэропорта. И хотя сегодня уже мало кто живет в оригинальных, вырезанных в желтой земляной толще жилищах, эти сараи, хлева и хранилища, которыми в разных местах продырявлены окрестные обрывы, — отголоски того самого архаичного архитектурного стиля Страны Лесса, которому так удивлялись путешественники XIX века.
Город фруктов и дынь
Укрепленное поселение возникло тут примерно 2000 лет назад, когда в Ханьскую эпоху Китай впервые рванулся на запад. Судя по напыщенному названию Цзинчен («Золотой город»), это была приличная дыра, хотя и архиважная в стратегическом отношении (об этом — ниже). Нынешнее название впервые прозвучало 500 лет спустя, а столицей провинции Ланьчжоу стал еще позже, при Цинах.
Импульс городскому развитию придало появление первых паровозов строящейся железной дороги, которая должна была навечно связать два «народа-брата» — советский и китайский. Это уже совсем недавно, по меркам местной истории. Город «фруктов и дынь» стал быстро обустраиваться заводами и фабриками.
Ныне Ланьчжоу считается одним из признанных центров всего Западного Китая. И, как и тысячи лет кряду, — важнейшим транспортным узлом. И не только для мегапроекта «Один путь». Именно отсюда была не так давно проложена самая дерзкая железная дорога Земли — к столице Тибета Лхасе.
Кстати, здесь же, неподалеку, находится и космическая гавань Китая.
...Однако современный Ланьчжоу поначалу разочаровывает скромного воспитанника «первооткрывателей» Поднебесной — он вовсе не такой таинственный, как предполагалось, и уж совсем не «традиционный». Если бы не Хуанхэ, то город был бы и вовсе безликим и безъизюмным, как, впрочем, большинство современных китайских полисов эпохи Реформы. Хотя стеклобетонные клыки высоток современного Ланьчжоу, вонзившиеся сталагмитами в вечереющее небо, и их сталактитовое отражение в мутных темнеющих водах реки (которая в это время не желтая и не голубая, а огненная) имеют свою завораживающую прелесть, ожидалось чего-то иного.
Впечатления классиков
Вспомнился Обручев, неоднократно бывавший на этих берегах во время участия в экспедиции Потанина в самом конце XIX века. Тогда город еще окружали толстенные, под масть окружающим горам, глиняные крепостные стены. Но больше всего Владимиру Афанасьевичу запомнилось гигантское водоподъемное колесо, денно и нощно черпавшее воду из реки десятками своих керамических кувшинов.
«Для водоснабжения города на берегу Желтой реки поставлено огромное колесо, к ободу которого прикреплены кувшины, колесо вертит сила течения, а вода из кувшинов сливается по желобу в канал, по которому она течет за городскую стену в бассейны, где и останавливается. Но так как колесо поставлено на определенном уровне, то при мелководье оно не может черпать воду, и тогда нанимают людей, которые черпают воду ведрами в реке и льют ее в желоб. Это своеобразное водоснабжение возможно только в Китае, где труд человека ценится очень низко».
Посетивший Ланьчжоу через несколько лет Петр Козлов отметил прогресс, найдя уже несколько водяных колес и в придачу строящийся с помощью немецких инженеров первый постоянный мост рядом со старым понтонным. В самом городе рядом с резиденцией «ганьсуйского вице-короля Цзунду» появились две школы, военное училище «для четырехсот юношей пехотинцев и кавалеристов» и «нечто вроде гимназии, предназначенной для детей чиновников».
Город, оживавший после Дунганского восстания и имевший к тому времени почти 60 000 жителей, менялся. Но вяло и медленно.
«Внушительные солидные стены древнего города вздымаются над самой рекой до десяти сажен ... создают впечатление настоящей крепости. Включая и крепостной район, Лань-чжоу-фу имеет всего около десяти верст в окружности, из которых северо-западный, более благоустроенный, замечателен тем, что в нем живет Цзин-ду, а следующий, так называемый военный, известен своими многочисленными европейского образца типографиями и мастерскими: столярными, сапожными, стекольными и пр. ... В общем, несмотря на порядочное количество зелени и довольно хороший сад, весь город выглядит грязно и неприятно».
Глядя на благоустроенные берега, мосты и набережные современного Ланьчжоу, уже невозможно определить, где стояли давно растащенные стены и в каком месте скрипели архаичные водочерпалки. И что вообще сохранилось тут со времен классиков.
Просканировав взглядом берега, я замечаю наконец на вершине левого берега изящный силуэт пагоды. Белая пагода («Бэйта») впервые появилась здесь еще при монголах. Говорят, что ее велел построить сам Чингисхан, дабы увековечить память одного тибетского монаха-посланника. И хотя нынешняя «Бэйта» строилась позже, столетие назад она уже была достаточно почтенным по возрасту памятником и элементом городского пейзажа.
Хэсийский коридор
Есть в Глубинной Азии такие места, которым самой природой заповедано быть на юру всех исторических движений: миграций, торговых устремлений и военных походов. Не дают они миновать себя ни торговым караванам, ни толпам завоевателей, ни переселяющимся народам (что часто одно и то же). А все из-за сложности с обходами. Горы и пустыни в сердцевине материка всегда оставались серьезным аргументом в ходе межцивилизационных контактов. Одно из таких показательных мест, где география плавно переходит в историю, — то, где и возник Ланьчжоу.
И неудивительно. Далее на запад начиналась самая узкая часть исторического пути из китайцев в греки — Хэсийский коридор, заканчивающийся у Дуньхуана. Но здесь же, через Ланьчжоу, в монгольские времена протянулся еще один естественный путь с севера на юг, дорога паломников и богомольцев из Монголии в Лхасу. Ведь совсем рядом (ныне два часа на поезде) расположен Синин, столица провинции Цинхай. А современный Цинхай — это Амдо путешественников-классиков, всегда считавших этот край северной частью Большого Тибета.
О важности «тонкого места» красноречиво свидетельствует историческая судьба. Когда власть Китая уступала здесь силе кочевников (хунну, средневековых уйгуров и т.п.), Поднебесная автоматически теряла все свои западные земли. Так случилось и в позапрошлом веке, когда в Ганьсу вспыхнул жесточайший мусульманский бунт (Дунганское восстание), что автоматически привело к отделению от Серединной империи всего Синьцзяна. Потому что как ни проблемен был этот путь на Запад, других попросту не существовало.
“Узкое место” и план Доктора Бадмаева
Интересен в этом отношении один старый геополитический план, который проталкивал русскому императору Александру III надворный советник, доктор Петр (Жамсаран) Бадмаев. Речь шла о «возможности присоединения к России монголо-тибето-китайского Востока», а суть состояла в захвате Лань-чжоу-фу (Ланьчжоу) и скорейшем проведении туда железной дороги от Байкала. Это, по мнению Бадмаева, автоматически ставило под контроль Российской империи не только Монголию, Тибет и Синьцзян, но и часть таких исконно китайских земель, как Сычуань и Ганьсу.
Самое занятное, что будь император чуть поавантюрнее и порешительнее, могло бы получиться. Все политические предпосылки для успеха операции в тот момент были налицо.
Страхи русского правителя исходили явно не отсюда, из центра Азии, и даже не из Пекина, а с диаметрально другой стороны — из Европы. Британия, индийские фобии и колониальная ревность которой определяла всю политику в этой части мира в XIX веке, костьми легла бы на полотно этой железной дороги, но не пустила бы Россию к вожделенному Тибету.
Великая стена
С Дуньхуанского оазиса на западе Ганьсу издревле начинался исконный Китай. Если земли далее оказывались подконтрольными Поднебесной лишь спорадически (хотя это всегда была классическая «зона жизненных интересов» и влияния Китая, которая в сознании ханьцев оставалась частью их единого государства), то к востоку, со времен первого всекитайского императора Цинь Шихуанди, лежало в течение почти двух с половиной тысячелетий более или менее единое государство. Не какое-то где-то «там» и оставшееся, а единственное из доживших до нашего времени от «мирового сообщества» Древнего мира.
На значение Ганьсу для Китая ярче всего указывает Великая стена — тот самый архаичный фортификационно-магический рубеж, за пределами которого для древнего китайца лежал опасный и чужой мир варваров и демонов. Хотя стена тут, на западе, вовсе не так презентабельна и неприступна, как близ Пекина, она (теперь это уже лишь реставрированные в нескольких местах для туристов глиняные остатки) тем не менее прикрывает большую часть Ганьсу, включая и Хэсийский коридор. Делая, таким образом, эти земли полноценными во всех отношениях областями Серединного государства.
Есть ли в Китае дунгане
В отличие от синьцзянских городов с их выраженной «туркестанской» составляющей Ланьчжоу имеет вполне китайский облик. Народ тут проще, чем в том же Урумчи. И душевнее.
По правому берегу Хуанхэ несколько километров тянется парк с площадками для игр и многочисленными тренажерами, на которых всяк желающий может во время прогулки подкачать мышцы и подкорректировать здоровье. В Китае подобные народно-спортивные комплексы стали в начале двухтысячных такими же элементами народного спорта, как традиционное собрания «ушуистов» на площадях и в скверах по утрам.
И пока мы, завороженные, гуляем по берегу Желтой реки, за нами на некотором расстоянии постоянно плывет пара-тройка желтых лиц в белых ермолках. Мы идем — идут они, мы останавливаемся — начинают топтаться у ближайшего тренажера и эти сопровождающие. Но нас такой навязчивый «эскорт» лишь немного раздражает, а в основном забавляет. В нем нет ничего, кроме врожденного китайского любопытства.
Когда в Ланьчжоу (и любые другие города Поднебесной) полтора века назад заезжали наши классики, вся жизнь на улицах вообще прекращалась — народ вываливал из всех щелей, даже недожевав свою лапшу (что само по себе говорило о первостепенной значимости события), дабы только взглянуть своими глазами на живого «заморского черта». Из-за такого чрезмерного внимания знаменитый Пржевальский, к примеру, предпочитал вообще обходить подальше любые местные города. Тот же Ланьчжоу.
Что до нашего «эскорта», то, судя по всему, это были мусульмане, скорее всего приехавшие в город из какого-то отдаленного села. Потому они не могли упустить маленькой радости, о которой по возвращении можно будет рассказать дома столько интересного. Об их приверженности исламу говорят традиционные белые тюбетейки.
У нас китайских мусульман принято называть дунганами, но в самом Китае такого названия не знают. Китайское наименование тамошних приверженцев религии Пророка в русских книгах стыдливо, дабы не возбуждать изысканного слуха читающих дам, вуалируется то в виде «хуэй-хуэй», то «хой-хой», то еще как-нибудь созвучно-благозвучно.
Ганьсу — исконное место проживания китайского мусульманства. Когда путешествуешь по провинции, на глаза то и дело попадаются ажурные башенки, похожие на пагоды, но украшенные сверху полумесяцем — оригинальные минареты многочисленных мечетей. Мечети, как и бесчисленные мусульманские рестораны, непременно попадутся и во время прогулок по любому местному городу.
Андрей Михайлов - землеописатель, автор географической дилогии “К Западу от Востока. К Востоку от Запада”.
Фото автора