Петербург — город теней. Теней великих и глубоких. Присутствие Пушкина, Гоголя или Достоевского ощущается тут, к примеру, постоянно и явно. Но я искал тени не столь, быть может, заметные, но столь же постоянно витающие в ауре Петрова города. И находил их повсюду. «Своих». К примеру, Чокана Валиханова. Вех, которыми отмечена жизнь «промелькнувшего метеора» в Санкт-Петербурге, предостаточно.
Петербург Валиханова: вдоль Мойки
Знаменитый еще с пушкинских времен Демутов трактир — огромная и популярная гостиница в центре (кроме Пушкина, тут неоднократно останавливались и живали Грибоедов, Тютчев, Тургенев). Один фасад «трактира» выходил на Большую Конюшенную, а второй — на Мойку. (В сильно перестроенном виде часть здания сохранилась именно тут, на набережной.) Здесь Валиханов провел некоторое время по приезде в Петербург в начале 1860 года. О чем сохранились даже (редкость!) соответствующие документы. Например, счет за обед в местном «буфете».
С Мойкой вообще связано чуть ли не наибольшее количество реально задокументированных «петербургских адресов» Валиханова. Так, на углу Дворцовой площади, противоположном Зимнему дворцу (в котором происходили высочайшие аудиенции, награждения и монаршие «лобызания»), в выдвинутом к Мойке крыле знаменитого здания Генерального штаба (шедевре Карло Росси) находилось Министерство иностранных дел. И, соответственно, Азиатский департамент, к которому Валиханова «причислили» в мае 1860-го. (Ныне тут располагается часть Эрмитажа, куда перекочевала с третьего этажа Зимнего дворца коллекция импрессионистов, кубистов и прочих великих «истов».)
Причислили к Азиатскому департаменту Валиханова, однако «с оставлением по армейской кавалерии». А это значит, что он должен был бывать и в противоположном крыле Генштаба (выходящем на Невский проспект) — Военно-учетном комитете. Где, судя по всему, параллельно составлению военных карт Кашгарии верстался и основной отчет о миссии в Кашгар.
«По приказанию г. Военного министра ныне с содействием прибывшего в С.-Петербург штабс-ротмистра Валиханова составляется карта Малой Бухарии и долины озера Иссык-Куля». Этот отрывок из письма Генштаба от 21 апреля 1860 года проливает хоть какой-то свет на характер профессиональной деятельности в Петербурге.
Мойка, 14: «дом Пущина»
Есть и еще один адрес на набережной Мойки, мимо которого Валиханов просто не мог пройти. «Дом Пущина» все на том же пятачке у Певческого моста, где практически со времен своего основания, с осени 1846-го по 1862 год, квартировало Императорское русское географическое общество. (Отсюда оно переехало в квартиру 6-й гимназии у Чернышова моста, где испытало свой истинный апофеоз, а уж оттуда, в 1908-м, перебралось по своему нынешнему адресу в специально выстроенный особняк в переулок Гривцова.) Во времена пребывания в Петербурге Валиханова общество заседало именно тут, в доме 14, на квартире, которую снимало за 1200 рублей в год. Здание сохранилось.
В «Русском инвалиде» — газете, которая, несмотря на странноватое для современного уха название, читалась и была «газета военная, литературная и политическая», в номере от 4 мая было помещено следующее объявление: «Г. члены Императорского русского географического общества приглашаются в обыкновенное собрание общества, имеющее быть сегодня в среду 4 мая в 7½ час. пополудни в квартире общества близ Певческого моста в доме Утина, бывшем Пущиных.
В этом собрании Д. чл. Валиханов сообщит свои заметки о путешествии в Малую Бухарию».
Напомню, что «Д. чл.» (действительным членом ИРГО) Валиханов был избран еще 21 февраля 1857 года. Этим сам он гордился не меньше, чем принадлежностью к роду Абылай-хана и монаршей милостью российского императора Александра II.
«Дом Пущиных» неслучайно режет слух всякому почитателю Пушкина. Лучший лицейский друг Александра Пушкина Иван Пущин (тот самый — «Мой первый друг, мой друг бесценный…») родился именно тут, в доме на Мойке, 14. А рядом, в доме на Мойке, 12, лучший лицейский друг Ивана Пущина Александр Пушкин умер в мучениях, смертельно раненый на дуэли…
Угол Мойки и Гороховой: училище глухонемых
Петербург не был для Валихановых чужим городом. Здесь бывал и отец Чокана Чингис. Здесь же, в училище глухонемых, учился его брат Макыжан — еще одна интересная личность из сего неординарного рода.
Кстати, Абильмакыжан Валиханов жил в столице с 1855 по 1864 год, то есть во время пребывания тут самого Чокана. Братья, несомненно, виделись, но почему-то лишь фрагментарно.
«Здоров и Макыжан. Он в настоящее время живет на даче».
Это все, что смог написать родителям о брате Чокан в первом письме. Во втором он прибавил: «Ваш сын Макы — большой лодырь. Ровным счетом ничего не хочет делать».
Несмотря на такую нелестную характеристику брата, Макыжан Валиханов по возвращении в Омск успешно работал письмоводителем и толмачом в канцелярии генерал-губернатора. К сожалению, и его воспоминаний о жизни Чокана в Петербурге не сохранилось. Можно только предположить (опять же!), что брат наведывался к брату в училище, которое находилось на пересечении Гороховой улицы с Мойкой у Красного моста.
Здание великолепно сохранилось и поныне. Тут располагается один из корпусов РГПУ имени Герцена — знаменитого педагогического университета, занимающего целый исторический квартал, протянувшийся по Мойке до Невского проспекта и вглубь к самому Казанскому собору.
Мне это место дорого тем, что тут, на географическом факультете, после школы прошли, быть может, самые безалаберно-счастливые годы и моей жизни. В «20-м корпусе», где некогда располагалось училище, в котором обучался Валиханов-младший, в те годы располагался факультет народов Севера, на котором готовились педагоги для малых народов Сибири и Заполярья (ныне он выделен в самостоятельный институт и переведен в другое место).
Любопытно, что благородные устремления, заложенные еще в начале XIX века в первое российское учебное заведение для глухонемых детей, имели (и имеют) продолжение и в наше время в виде уникального факультета дефектологии, выпускники которого призваны исправлять несправедливости природы в отношении детей человеческих.
Университетская Набережная
Еще одно место, где Валиханов просто обязан был бывать, — Университетская набережная Васильевского острова, умственный центр Санкт-Петербурга, где издревле концентрировались такие знаковые заведения России, как Кунсткамера, Академия наук, Университет, Научная библиотека, Азиатский музей, Факультет восточных языков.
Тут, на Васильевском, Чокан мог найти много пищи для удовлетворения своей вечной и неутолимой жажды познания. Познания Востока в первую очередь. Напомню, что он свободно читал на нескольких экзотических языках, которыми владели весьма немногие исследователи той поры. Но даже этот редкий дар не был основным преимуществом Валиханова-исследователя перед многими другими собратьями по цеху. Он не только читал на восточных языках, но и мыслил так, как мыслили авторы старинных фолиантов. Схватывая на лету не всегда понятную европейцам логику и утаенную суть написанного. Ведь он, несмотря на свои европейскую образованность и внешний лоск, был все же человеком Востока.
Именно Валиханов первым обратил внимание на значение для истории Казахстана такого важного источника, как «Тарих-и-Рашиди», пылившегося в Азиатском музее. Но по каким-то причинам он так и не закончил начатую работу по переводу и анализу текстов мирзы Мухаммада Хайдара, жившего в XV веке и оставившего после себя универсальный справочник о процессах, проистекавших некогда в Глубинной Азии. Напомню, что последователь Валиханова в изучении рукописи, известный русский востоковед, академик В.В. Вельяминов-Зернов, именно опираясь на «Тарих-и-Рашиди», впервые определил точное время появления Казахского ханства, связанное с откочевкой Джанибека и Гирея в Семиречье.
С автором «Исследования о касимовских царях и царевичах», секретарем Восточного отделения Русского археологического общества Владимиром Владимировичем Вельяминовым-Зерновым Валиханов наверняка виделся в столице не раз. Сохранилось сообщение бюллетеня Академии наук, повествующее о том, что «г-н Вельяминов-Зернов представил от имени г-на Валиханова, офицера российской армии, 18 восточных монет и рукопись дивана Хакани, пожертвованные академии для ее Азиатского музея».
Акция передачи ценностей, собранных Валихановым во время Кашгарской миссии, проходила на заседании историко-филологического отделения в здании на Васильевском острове 13 апреля 1860 года. Из объявления сложно понять был ли на заседании сам даритель. Вероятно. Хотя и не факт!
Восьмая линия Васильевского острова: квартира Семенова
На квартире Петра Петровича Семенова (который в то время еще не стал Тян-Шанским) на 8-й линии Васильевского острова Чокан, вероятно, все же побывал перед отъездом из столицы. Сам Семенов, только недавно закончивший свою собственную триумфальную «научную рекогносцировку» вглубь белого пятна Центрального Тянь-Шаня, был во время пребывания Валиханова в Петербурге занят делами иного характера.
Лишь специалистам известно, какое деятельное участие принял он в подготовке отмены крепостного права — высочайший манифест, как известно, был опубликован 19 февраля 1861 года. А в мае того же года Семенов, уже вдовец, вновь женился. На Е.А. Заболотской-Десятовской. В доме своего тестя на Васильевском острове молодые и поселились (да так и прожили тут до конца). В мае же Петербург покинул Валиханов.
А когда-то еще в Омске именно встреча с Семеновым предопределила всю дальнейшую жизнь юного Валиханова, лишь недавно окончившего училище и «распределенного» в свиту Западно-Сибирского генерал-губернатора. Именно тогда в светлой голове Петра Петровича (который был не только талантливым ученым, но и гениальным государственным деятелем) и появилась идея отправить Чокана в Кашгар под прикрытием торгового каравана. С тех пор молодых людей («маститый» Семенов был лишь на семь лет старше Валиханова) и связывали не только служебные, но и приятельские отношения.
А где был Потанин?
Кстати, в Омске Семенов «разглядел» не одного Чокана Валиханова, но и его однокашника и сотоварища Григория Потанина (также казахстанца по своему рождению!). «Неосторожно» попавшемуся на глаза мэтра Потанину суждено было также стать одним из самых известных исследователей Центральной Азии (имя его недаром ставят рядом с великим Пржевальским!). Но время Потанина еще не пришло.
Во время пребывания Валиханова в Санкт-Петербурге он тоже находился в столице. Был вольнослушателем в университете. Приятели определенно виделись, но вряд ли общались плотно. К тому времени их пути несколько разошлись. Триумф Валиханова уже состоялся, что вряд ли не могло вызвать здоровой зависти у однокашника. К тому же Потанин уже изрядно увяз в мелкой политической возне «сибирских патриотов» и пытался увлечь своими идеями Чокана. Но тщетно. Валиханов был не только верным патриотом России, но вдобавок еще и истым аристократом, человеком светским. Так что явно предпочитал сумраку и пафосу подпольных сходок яркий свет ресторанов и непринужденную толкотню салонов, а обществу Потанина и Ядринцева — общение с вольно-фривольным поэтом Всеволодом Крестовским (будущим автором «Петербургских трущоб» и помощником Туркестанского генерал-губернатора М.Г. Черняева, его могилу можно при желании отыскать на Волковом кладбище).
Во всяком случае, в записках Потанина сквозит раздражение по поводу образа жизни Валиханова в Санкт-Петербурге. В глубине этих чувств, как мне кажется, именно банальная ревность старого товарища к новым приятелям и знакомым. Досада, что он «не с ними».
Что было бы, если бы Валиханов был «с ними», предсказать трудно. В октябре 1861-го Потанин был арестован за участие в студенческих сходках и два месяца просидел в Петропавловской крепости. И, быть может, он был единственным казахстанцем, попавшим в это элитное пенитенциарное заведение царской России.
Но сам Валиханов в то время был уже далеко от Санкт-Петербурга…
Андрей Михайлов — землеописатель, автор географической дилогии «К западу от Востока. К востоку от Запада». Фото автора