Самыми загадочными объектами человеческой цивилизации на Севере бесспорно считаются знаменитые «лабиринты», или, как называют их в Беломорье, «вавилоны». Изощренные выкладки из камней, созданные неизвестно кем три-четыре тысячелетия назад, влекут своей чарующей тайной как отдельных исследователей, так и толпы фанатов неопервобытных религий. Один из самых красивых «вавилонов» находится в нескольких километрах от Кандалакши. Туда я и отправился краем моря при первой возможности. «Лабиринт» расположен среди леса на небольшом полуострове, который во время прилива отделяется от берега. Чем ближе я приближался к нему, тем явственнее ощущал, что сейчас произойдет что-то необыкновенное.
Встреча заблудших
Несмотря на безлюдное осеннее время, «лабиринт» оказался занятым — по нему бродил какой-то импозантный бородач. Вот она — еще одна заблудшая душа!
— Добрый день! — поздоровался бородач. — Вы откуда?
— Как — откуда? Из Алма-Аты.
— Хо!!! Так и я… И я из Алма-Аты!
Ну разве не чудо — встретить за 5000 километров от дома, на бездюдном берегу Белого моря, в старинном «вавилоне», земляка? Пусть бывшего (давно уже москвича). Геолога, «запавшего» на северные красоты и приехавшего специально пофотографировать. Не побоюсь ляпнуть банальность, но жизнь — это такой лабиринт!
— Кто тут еще из нашенских? Выходи по одному! — крикнул я во все горло.
Но никто больше не ответил, ветер свистел в хвое сосен, море накатывало на берег свои холодные волны, вороны каркали во все воронье горло. Алмаатинцев больше не было. Да и никого вообще на всем этом маршруте мне так и не встретилось.
Побродив по каменной клумбе «вавилона» и обсудив с земляком происхождение загадочного памятника, мы пришли к выводу, что с наскока эту тайну не разгадать. Действительно, войти и выйти из «лабиринта» можно лишь через одну точку — «вход», он же и «выход». Но прежде чем добраться от начала к концу, нужно преодолеть все извилины сооружения.
Вот эта нарочитая извилистость пути и настраивает некоторых исследователей на предположение, что «вавилоны» — это специальные «заупокойные» сооружения, главная задача которых — отделить мир мертвых от мира живых. Пройдя через «лабиринт», человек запутывал следы, отрываясь таким способом от преследования злобных и голодных духов. Подобное имело место в погребальных обрядах всех народов (и имеет до сих пор!). Духи — ребята прямолинейные (вспомним сводящие их с ума изогнутые крыши и каменные ширмы за дверями домов у китайцев), потому могли и отстать.
Мой визави, как человек практической науки, кстати, вспомнил о сейдах — еще одних таинственных объектах Заполярья, которым поклоняются саамы и гламурные дамочки, тренингующие мозги у всяких «гуру». Сейды — это причудливые нагромождения камней, иногда изрядного размера, часто поставленных без видимой логики.
— Мне кажется, что сейды — это простое порождение Ледника, — сказал геолог. — Камни вытаивали из отступающего льда и естественным образом оказывались один на другом. А уж потом им стали поклоняться люди.
— Вполне возможно. Любители загадок вообще-то часто норовят зачислить в разряд эзотерического все то, что неподвластно их разумению и чего не могут объяснить в силу своего элементарного невежества. В этом их отличие от первобытных народов, которые действительно имели на окружающую природу весьма своеобразные взгляды. Но тут, в «лабиринте», присутствие человеческой руки и непонятной логики несомненны.
— Согласен… Тут надо думать.
На этом, пожав руки, два алмаатинца разошлись в разные стороны.
Кемская волость
Наряду с Архангельском (на другой стороне моря) древней столицей Беломорья по праву считает себя и городок Кемь на Карельском берегу. Как и большинство здешних поселений, своим рождением Кемь обязана предприимчивым новгородцам. Для них Север был некогда тем же, чем позже стала для всей России Сибирь.
Освоение поморами-новгородцами Севера — это вообще-то предприятие, имеющее мало аналогов. Его вполне можно поставить аккурат рядом с дерзкими походами викингов. Только одни занимались в основном грабежами и захватами, а другие промышляли зверя-рыбу и заселяли незаселенное.
Викинги открыли Америку и посещали Гренландию? А предприимчивые беломорцы обжили бассейн Оби и считали своими не только Шпицберген, но и острова Новой Земли!
То, что удалось сделать в Ледовитом море поморам на их легких суденышках, сшитых можжевеловыми корнями, — это географический подвиг без всяких натяжек! Кстати, тут, в устье реки Кемь, пути-дороги викингов и новгородцев, этих призванных бродяг и исследователей Севера, могли и совпадать.
По рукописям, появление поселения в устье Кеми относится к XIV веку. Известно, что какое-то время здешняя земля принадлежала новгородской боярыне Марфе Борецкой (Посаднице). А потом ею долгие годы владел знаменитый Соловецкий монастырь. Далее пришла советская власть и перепрофилировала Кемь в предбанник ада — пересыльный пункт Соловецких лагерей.
Никаких особых раритетов, кроме ветшающего Успенского собора XVIII века, сделанного из дерева и «без единого гвоздя», в современном городке не обнаружилось. Нынешняя Кемь застыла на другом, куда более высоком уровне истории. Уровне улицы Ленина и небольшого памятника вождю мирового пролетариата с живыми цветами у постамента. Что, вообще говоря, характерно для российского Севера, где все движется гораздо медленнее, чем в нервных «полуденных» краях. И никто никуда не спешит.
Кемь, как и все прочие карельские городки, утопает в дремучих лесах, которые многие уважительно называют тайгой. Если сравнить здешнюю «тайгу» с настоящей, сибирской, то разница, по первому впечатлению, будет не такой и заметной. Это уж потом начнут всплывать всякие нюансы, а главное — отсутствие лиственницы.
Осенние леса Карелии можно с полным основанием отнести к красивейшим ландшафтам планеты. Черные озера, которыми изобилует эта земля, словно бездонные провалы, через которые реальна связь с потусторонними мирами. Однако октябрьское великолепие и пробивающееся время от времени солнце делают их еще и россыпью драгоценных камней в чудесной оправе. Леса здешние пропахли грибами, сказками и чудесами. Прибавьте к этому замшелые граниты скал и обросшие свисающими лишайниками столетние ели. И стремительные облака, скользящие по темно-синей глади неба. И…
Долго будет Карелия сниться!
Земля «бараньих лбов»
А еще тут повсюду «наследил» Великий Ледник. Гранитные плиты вылизаны и отполированы им так, что вначале я принял их за остатки взлетной полосы какого-то заброшенного аэродрома. Но при ближайшем рассмотрении «взлетные полосы» оказались классическими «бараньими лбами». Древнейшие граниты не только выглажены Ледником, но и по всем канонам изборождены царапинами — «шрамами».
Вообще говоря, местные камни — целая поэма для геолога. И даже тот, кто в упор не отличит изверженных пород от известняка, будет испытывать волнение, ощущая на несознательном уровне глубинную судьбу скал и валунов Беломорья и сравнивая ее с мимолетностью собственной жизни.
Достаточно сказать, что тут, в западном Беломорье, на поверхности земли оказались породы, которые формировались в те времена, когда планета наша еще не остыла от страстей своей первобытной юности и думать не думала ни о какой биосфере! Расплавленная магма сочилась по разрывам и трещинам из раскаленного нутра на поверхность, застывая по пути, кристаллизуясь, сминаясь в складки, вздымаясь горами, разрушаясь и погребая себя под своими же обломками.
Все эти «свидетельства рождения» так бы и лежали где-то на недосягаемой глубине, если бы не Ледник, навалившийся своей километровой толщей, словно титанический бульдозер, содравший все наносы до самого первобытного основания и отполировавший это древнее основание до состояния гранитной набережной.
Откровения опоздавшего
Многим запомнился фильм «Остров» — несомненный успех российского кинематографа постсоветского времени. Фоном для этой вечной истории служит чарующе красивая природа. Ее чистота подвигла некоторых юных киноманов к привычной мысли о том, что пейзаж, дескать, слеплен на компьютере. Но на самом деле фильм снимался не в павильоне, а на берегу Белого моря, недалеко от старинного карельского городка Кемь. Который называется Кемь-Пристань.
Если бы я успел на утренний катер, который ежедневно (так, по крайней мере, наивно думают многие) отвозит паломников на Соловки, то не увидел бы многого. Но к моему явлению на пристань «Св. Николай» уже скрылся за горизонтом. А солнце еще не взошло. И я неожиданно получил подарок судьбы, который кому-то, может, и покажется мелочью, но мне запал в память и душу навсегда. Опоздав к отходу катера, я стал зрителем фантастической феерии под названием «Восход солнца над Кемским заливом».
На промороженном причале, с заиндевелыми кнехтами и подернутыми первым ледком досками, мы оказались вдвоем с каким-то мужиком, отчаянно страдавшим той пакостной утренней болезнью, от которой в этих местах привычно страдает половина человечества. Но мужика-бедолагу можно было в счет не брать — он был целиком поглощен своими горестями и вряд ли мог любоваться великолепным явлением нового дня.
А полюбоваться было чем! В отличие от темпераментного Юга, тут, на степенном Севере, ничего не делается скоро. Вот и встающее, как бы по касательной, нехотя, Солнце сонно позевывает за горизонтом, долго раздумывая — выходить или нет, осматривая и ощупывая небесное стадо облаков, омывая каждое своим небесным светом, прежде чем выпустить на вольные пастбища. А уж потом, когда все устает ждать, вдруг прорезает ярким оранжевым лучом студеную синь сонного мира.
И мир тут же смачно потягивается, вскипает всеми своими красками, будто вспоминая о незаконченных накануне делах, отложенных назавтра, наполняется обычными страстями и чаяниями. И спешит поскорее отработать очередной день, нечаянный подарок судьбы, до которого, грешный, дожил-таки.
«Остров»
Первыми на причале появляются монахи и трудники из расположенного неподалеку подворья Соловецкого монастыря. Им грядущий день готовит труды, далекие от духовных подвигов, — загрузку картошкой баржи. Зимой Соловки практически отрезаны от Большой земли, и все запасы для братии знаменитого Спасо-Преображенского монастыря на долгую пору между двумя навигациями приходится запасать загодя. Подворье — с новой деревянной церковкой, построенной по старым канонам, и общежитием для паломников — выделяется среди прочих бревенчатых строений портового поселка своей нарочитой праздничностью.
— А вот там что за часовня? — мое внимание давно привлекает легкий силуэт строения в отдалении от поселка. Мне показалось, что я уже явно его когда-то видел. Когда и где?
— Так это «Мосфильм» построил. Кино «Остров» видели? Вот, это там снималось. Туда можно пройти…
Когда через полчаса я подхожу к оставленной съемочной площадке, то в душе поздравляю киношников, выбиравших место для натуры. Более красивого места, чем это — на выступающем мысу, с гладью моря с трех сторон, просто представить трудно. Но позже я узнал, что для съемок использовались остатки бывшего Соловецкого подворья, разрушенного в советские годы. Старую церковь только подделали и надстроили.
Тогда заслуги кинодеятелей в подборе натуры показались уже вовсе не такими и значительными. Монахи, которые в разных странах ищут места для своих обителей по наитию (руководствуясь всяческими «чудесами» и «знамениями»), всегда находят для себя самые сокровенные и красивые уголки природы. Если считать все нас окружающее созданием Бога, то в таких местах Он явно был в особом ударе!
Кстати, то, что надстроили над старыми стенами для съемок, уже тогда начало разрушаться. Башня, на которую взбирался герой Мамонова, подгнила, свалилась, и ее разобрали на дрова. Да и каменный сарай, где помещалась келья киномонаха, давно не сообщается с «материком». Искусство кино даже в своих лучших образцах на фоне Вечного покоя всегда выглядит эфемерным, однодневным и обреченным!
Андрей Михайлов — землеописатель, автор географической дилогии «К западу от Востока. К востоку от Запада». Фото автора