В начавшемся июле исполнилось три года Центру четвертой промышленной революции Всемирного экономического форума (ВЭФ) в Астане. О его открытии было торжественно объявлено 1 июля 2021 года на IV Международной финансовой конференции Astana Finance Days, ежегодно проводимой Международным финансовым центром «Астана» (МФЦА).
На высокой ноте
Презентация Ц4ПР (так для краткости именуют вэфовские центры) прошла на высокой ноте. «Аффилированный центр четвертой промышленной революции объединит государственные структуры, бизнес и индустриальных партнеров Центральной Азии для развития регуляторных нормативов и реализации инновационных проектов, — говорил на презентации тогдашний управляющий МФЦА Кайрат Келимбетов. — Благодаря международному сотрудничеству казахстанское бизнес-сообщество, а также участники МФЦА смогут установить деловые партнерские отношения с участниками ВЭФ и стать частью глобальной сети форума».
Являвшийся на тот момент внештатным советником Президента РК по экономическому развитию, в 2012-2020 годах занимавший пост президента Европейского банка реконструкции и развития Сума Чакрабарти отметил, что МФЦА — «правильный институциональный дом для Центра четвертой промышленной революции». «И самое важное — центр может поддержать диверсификацию казахстанской экономики, а это является самым главным стратегическим приоритетом для страны», — подчеркнул он.
Прибывший на открытие казахстанского ЦПР4 президент ВЭФ Борге Бренде отметил, что запуск центра в РК является важным событием для конкурентоспособности и благосостояния экономики страны в будущем. «Присоединяясь к глобальной сети Центра четвертой промышленной революции ВЭФ, Казахстан готов заявить миру, что будет внедрять новые технологии, ориентированные на людей, инклюзивные и регулируемые справедливыми принципами», — выразил уверенность высокий гость.
На презентации было также объявлено, что аффилированный с ВЭФ казахстанский Ц4ПР получит доступ к ведущей всемирной сети регуляторов, компаний и экспертов в таких технологических областях, как искусственный интеллект и машинное обучение, автономная и городская мобильность, блокчейн и технологии распределенного реестра, политика в области больших данных, беспилотники и воздушное пространство завтрашнего дня, интернет вещей, робототехника и «умные» города.
Взгляд глашатая революции
Наступление с XXI века четвертой промышленной революции провозгласил в 2016 году в одноименном эссе основатель ВЭФ Клаус Шваб. По его мнению, для все нарастающих темпов 4ПР характерно сочетание высоких технологий, стирающих границы между физической, цифровой и биологической сферами. Это кардинально меняет текущую реальность и еще больше изменит будущность. В том числе бизнес и экономику, политику и международные отношения, личность и социум. По убеждению Шваба, опираясь прежде всего на технологии, должны измениться государство и власть.
«Технологии будущего позволят властям внедриться в наше частное пространство духа и мысли, которое до сих пор было недоступным, чтобы читать наши мысли и влиять на наше поведение, — пишет автор «Четвертой промышленной революции». — Это поможет в будущем создать полицию, способную вмешаться и арестовать человека до того, как он совершит преступление, то есть создать спецполицейские подразделения».
«Имплантированные в человека аппараты смогут скачивать мысли, выражаемые словами, с помощью интегрированного смартфона, а также мысли и настроения, не выраженные словами, посредством считывания волн, деятельности мозга и других сигналов», — полагает Шваб.
Взгляд с Востока
«Основными технологиями в рамках четвертой промышленной революции, начавшейся на рубеже XXI века, выступают киберфизические системы, интернет вещей и облачные вычисления, — пишут научные сотрудники Марина Леденева и Татьяна Плаксунова в опубликованной «Вестником Волгоградского государственного университета» весной 2022 года статье «Динамика производительности труда стран мира и суть четвертой промышленной революции». — Но любая промышленная революция подразумевает быстрый рост производительности труда. Однако у большинства стран среднегодовые темпы прироста валовой добавленной стоимости на одного занятого за последние 30 лет неуклонно снижались, а у ряда государств в 2010-е они были отрицательными. Среднегодовые темпы прироста ВВП за отработанный час также демонстрировали замедление в XXI веке».
«Третья промышленная революция была самой короткой и слабой (начало 1980-х — конец 1990-х), она быстро исчерпала прирост производительности труда, — сообщают Леденева и Плаксунова. — Среднегодовой прирост производительности труда в 3ПР составлял менее двух процентов. Для сравнения: в 1ПР (1760 — 1840-е) он равнялся 2-2,2 процента, в 2ПР (1870 — 1970-е) — 2,3».
Авторы приводят подробную статистику Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) по странам. «Анализ статистических данных ОЭСР позволяет сделать вывод о существенном замедлении темпов прироста производительности труда в XXI веке, что никак не соотносится с утверждением о том, что в эти годы якобы наблюдается четвертая промышленная революция, — пишут авторы. — При этом распространение новых информационных технологий действительно имеет место, но оно касается прежде всего сбора, хранения, оцифровки и обработки различных данных. Четвертая промышленная революция имеет своим основным следствием усиление цифрового контроля над гражданами и предприятиями. Дискурс четвертой промышленной революции имеет целью лишь формирование положительного восприятия человечеством технологий цифровизации и тотального контроля».
Статья Леденевой и Плаксуновой вышла после начала российской СВО на Украине, после чего конфронтация РФ с коллективным Западом (а Шваб — типичный представитель западного ультраглобализма) превратилась из жесткой в жестокую. И авторов статьи — россиянок — при желании можно легко обвинять в необъективности. Поэтому развернемся на Запад.
Взгляд с Запада
Рост производительности замедляется, констатирует в июньской публикации транснациональная консалтинговая McKinsey & Company со штаб-квартирой в Нью-Йорке. В 2012-2022 годах в развитых странах рост составил менее процента, в развивающихся — 3,4, что гораздо ниже показателей предыдущего десятилетия, сообщает McKinsey. Она отмечает, что экономика стран Северной Америки и Западной Европы в последние четверть века росла значительно медленнее, чем в прошлом веке.
США — одна из немногих развитых стран, экономические показатели которых внушали оптимизм до пандемии, сообщает McKinsey. Но даже в Штатах темпы роста производительности в 2018 и 2019 годах (0,9 и 1,6 процента соответственно) были недостаточными для подлинного ускорения экономического роста, признает McKinsey. По ее расчетам, если бы рост производительности на Западе не замедлился, даже с учетом пандемии американский ВВП на душу населения в 2022 году был бы примерно на 5000, а в Германии, Франции и Великобритании тот же показатель — на 3500-5900 долларов выше.
В 2016 году, когда Шваб объявил о четвертой промышленной революции, сильно удивился американский экономист и автор концепции третьей аналогичной трансформации Джереми Рифкин. По его словам, слияние физических систем, биологических процессов и цифровых технологий не является качественно новым явлением и не ведет к росту производительности. Изучение технологий, которые часто объявляют инновациями 4ПР, — искусственный интеллект, машинное обучение, робототехника и интернет вещей, показывает, что они не оправдывают претензий на современную технологическую революцию, считает Рифкин.
А вот как восприняла 4ПР один из интеллектуальных лидеров антиглобализма канадка Наоми Кляйн: «Это несерьезная попытка
Все перечисленные оценки прозвучали не только с Востока и Запада, но и с более богатого, чем Юг, Севера. Что думают о 4ПР на бедном Юге?
Взгляд с Юга
В книге «Цифровая демократия, аналоговая политика» кенийский политический аналитик Нанджала Ньябола утверждает, что 4ПР используется глобальными элитами для того, чтобы отвлечь внимание от движущих сил неравенства и способствовать продолжающимся экспроприации, эксплуатации и отчуждению. Ньябола отмечает, что «привлекательность этой идеи заключается в том, что она аполитична и мы можем говорить о развитии и прогрессе, не прибегая к борьбе за власть, что антиутопично». По наблюдениям Ньябола, имеющиеся данные свидетельствуют о том, что распространение цифровых технологий крайне неравномерно, обусловлено технологическими инновациями старшего поколения и используется для воспроизведения, а не устранения социального неравенства.
«Даже беглый взгляд на более ранние промышленные революции показывает, что они не были связаны с интересами рабочих и других низших классов, — утверждает доктор философии из Кейптунского университета Элисон Гиллвальд. — И это несмотря на более широкие выгоды для общества от внедрения пара, электричества и оцифровки. Скорее они связаны с развитием капитализма благодаря «большим» технологиям того времени. Так же и в наше время — новые высокие технологии работают прежде всего на интересы гик-капиталистов, а не общества».
Историк Иан Молл (ЮАР) идет дальше и задается вопросом представляют ли цифровые технологические инновации революцию как таковую. Он отмечает, что свидетельств подобной революции во всей совокупности социальных, политических, культурных и экономических институтов как на местном, так и на глобальном уровне нет. Настаивает, что в реалиях и осязаемости 4ПР — это миф, выдающий желаемое за действительное и представляющий собой идеологию, направленную на укрепление условного неолиберализма. Шваб просто сделал своего рода идеологический переворот с помощью набора метафор, повествующих о воображаемой революции, утверждает Молл.
Он также обращает внимание на то, что плоды технологических инноваций монополизирует глобализированный капиталистический класс. Те же цифровые платформы труда финансируются в основном венчурными фондами с глобального Севера, а предприятия создаются на глобальном Юге. При этом фонды не вкладываются в активы, не нанимают сотрудников и не платят налоги в госказну по месту производства. Это просто очередная попытка с помощью новой технологии захватить рынки, пользуясь прозрачностью границ, получать барыши и не нести никакой ответственности.
Поэтому 4ПР — это чаяния богатого класса, который видит кризис западной системы экономики и хочет найти безопасную гавань в других регионах. Именно поэтому с учетом исторического опыта капитализма западного образца весь остальной мир видит 4ПР как крайне нежелательную антиутопию, резюмирует южноафриканский историк.
***
Через полгода после презентации Ц4ПР в Астане, осенью 2021 года, аналогичный центр, аффиллированный с ВЭФ, открылся в Москве. С чем не поздравляем Астану и Москву, пригревших на груди затаившиеся до времени Х змеиные гнезда ультраглобализма.