Одна из моих неизменных радостей — посещение букинистов. Заныривая в их пропахшие сладковатой лунной пылью подвальчики и лавочки, я всякий раз забываю о времени, эпохе и планах на будущее. И возникаю на поверхности земли вновь. С разумом, напоенным новыми смыслами, и руками, отягощенными новыми томами из старых библиотек. “Чужими книгами”? Как сказать...
Какие ж они чужие, коли попали в область моих интересов и в поле моего тяготения? Теперь это уже полноценные тома с полок, которые до конца останутся рядом со мной. Их отныне можно всегда взять в руки и перелистать, перечитать и переосмыслить. А то, что форзацы многих из них хранят имена бывших владельцев, штампы давно упраздненных публичных читален, дарственные надписи незнакомцев и автографы самих авторов, только усугубляет их ценность, значение и непередаваемое тепло, которое источают истонченные временем страницы.
Неизменным праздником заканчивается для меня посещение питерских книжных антикваров, чьи лавки веками не меняют своих дислокаций где-нибудь в подворотнях Литейного. Но старые книги вертятся повсюду и могут обнаружиться в самом неожиданном месте. К примеру, у какой-нибудь ветхой бабулечки, вынесшей свое добро к торному пятачку у подземного перехода, рядом с цветами столетника, “самделишными” кружевными салфетками и старыми мельхиоровыми ложками.
Букинистический рынок Казахстана тонок и невзрачен. Можно сказать, что его как такового нет вовсе. Но и тут временами можно наткнуться на что-то необычное и эксклюзивное. Свидетельствующее о глубине книжной культуры если не всей страны, то отдельных ее граждан.
И хотя я не коллекционер, а книгочей, но дорожу старинными фолиантами, которые держали, листали, читали и перечитывали былые владельцы. Есть у меня любовно переплетенные старыми профессионалами подборки журнала “Вокруг Света” за 40-е — 50-е годы прошлого века. Журналы, сами по себе умопомрачительно увлекательные (потому как статьи в них писали тогда профессионалы самой высокой пробы!), сегодня, по прошествии целой жизни и смены социального строя, имеют не только географическую, но и историческую ценность. Они живописуют тот мир, которого больше уже не будет. А еще смысла им добавляют скромные почтовые штампики на задней обложке каждого номера. “Пр. Сталина, 113, кв. 3. Кунаеву Д.А.” или “Совет министров. Кунаеву Д.А.”. Занимательно то, что интересующее когда-то Димаша Ахметовича нечаянно послужило позже удовлетворению и моих интересов.
Или вот еще. Пушкин. Нет, книг, принадлежащих самому Александру Сергеевичу, я, увы, в руках не держал. Хотя подолгу простаивал перед его книгами в последней квартире на Мойке и вчитывался в потемневшие корешки томов, втиснутых в архаичные книжные шкафы читальни Царскосельского лицея. Но я счастлив, что полки с пушкинистикой у меня дома украшают несколько ценных томов с красивым экслибрисом, изображающим всем известный профиль поэта, и надписью “библиотека Избаева Н.”. Жил в советские времена в Алма-Ате такой пламенный фанат Пушкина, который собирал все то связанное с именем поэта, что только когда-либо издавалось. Говорили, что библиотека Избаева была крупнейшим частным собранием пушкинистики в Советском Союзе. Что стало с этой библиотекой позже, я не знаю, но разрозненные тома изредка попадались на глаза букинистам.
Одно время тут и там на книжных развалах мелькали книги из собрания одного умершего уйгура, которого звали Гегелем. Гегелем Исхаковым. Книги трудовые и “намоленные”, зачитанные, все в карандашных пометках. Так или иначе касающиеся уйгуров. Я в те годы как раз увлеченно изучал Глубинную Азию, Сериндию, Восточный Туркестан, Кашгарию, Синьцзян. И воспринял книги Исхакова как своеобразный дар свыше.
Однако...
Однако всякий раз, когда я натыкаюсь на такие распродажи старых библиотек, собранных в результате многолетних, многотрудных и долгих поисков, неожиданных удач и постоянных радений, наряду с естественной радостью правообладания испытываю и некую грусть. Примеряя пример на себя. А вдруг вот так же когда-нибудь станет ненужной и закончит жизнь и моя библиотека? И книги с моими пометками на полях подобным образом разойдутся из пыльных букинистических лавок по чужим книжным полкам...
Но... Но, может быть, в таком “круговороте книг в природе” имеется свой глубокий смысл? Книги — это ведь пока еще не элемент интерьерного декора квартиры. Во всяком случае — не после “евроремонта”. А любой источник знания, тем более такой проверенный и древний, должен не просто мертветь, застаиваться и подергиваться мертвящей рясой. Его смысл — бурлить, питать и насыщать духовную жажду томимых. Смиренно пылящаяся на полке “мертвая книга” имеет разве что материальную ценность в деле вложения капитала (до первого удобного случая).
Но как же все-таки печально, когда некому передать то, что так ценилось и с такой страстью собиралось, с чем наедине было проведено столько лет жизни и чему было отдано такое количество душевных сил.
Не хочется думать, что, если все пойдет так, как идет, и тенденция сохранится, в скором времени все эти домашние собрания — те, что не будут сданы в макулатуру, станут не более чем казусом и оригинальным фоном. Доистребленные “как класс” электронной утилитарщиной.
Многие думают, что оцифрованные и перемещенные в Сеть книги смогут заменить “занимающие личное пространство” тома традиционных библиотек. А ведь хорошо. Хорошо то, что многие еще думают...