Одной из самых первых жертв ономастической чистки в Алма-Ате стал Алексей Максимович Горький. Его имя в советские времена носила бывшая Торговая улица, которая тянулась через старый центр от бывшего Городского сада. Сад в советские времена также был известен как ЦПКиО имени Горького (некоторые называли его “Горький парк”).
В парке находился хорошо знакомый нескольким поколениям алмаатинцев скромный памятник классику. Каменный Горький стоял не на самом видном месте, зря ничьих глаз не мозолил и ничье место особо не занимал. Возле него любили фотографироваться люди старшего поколения с внуками. Да и не только. Но все это не спасло Алексей Максимыча от депортации в микрорайоны. Хотя, надо признать, он продержался на своем исконном постаменте дольше многих других (за исключением Фурманова и Назарбаева). Но и его, наконец, вывезли “на 30-й километр” — втихаря и без мороки. Что, однако, возмутило Сеть и взбудоражило комментаторов. Пользователи, как водится, пошли “стенка на стенку”.
Любопытно, что наиболее агрессивным оппонентом Горького в этой сетевой “бодаловке” стала та юная поросль, которая в жизни не читала ни одного его произведения. Отношение же тех, кто не только проходил в школе “Макара Чудру”, “Старуху Изергиль”, “Мать” и “На дне”, но и учил наизусть “Песнь о соколе” и “Буревестника”, было если не “прогорьковским”, то уж хотя бы сдержанным.
Супротивцы вменяли в вину Горькому его поддержку большевиков, звание пролетарского писателя и посещение Беломорско-Балтийского канала. То, что Горький имел с большевиками непростые отношения и большие разногласия, что именно его авторитет и влияние помогли выжить многим выдающимся представителям русской культуры в годы красного террора, что большую часть своей жизни при СССР он вообще-то провел в фактической эмиграции, что, наконец, его знали и по достоинству ценили не только на родине, но и по всему миру — все это мало волновало тех, кто безоговорочно одобрял вынос памятника из парка.
Интересно, а что было бы, не примкни Горький своевременно к большевикам? Если из словосочетания “великий пролетарский писатель” выбросить слово “пролетарский”, останется просто “великий писатель”. Ведь в случае с Горьким мы имеем дело с одним из самых крупных и известных во всем мире сочинителей (и мыслителей), представляющих не абы какую, а русскую литературу. Его тиражи (сотни миллионов экземпляров!) уступали разве что Пушкину и Толстому. Его значение для развития мировой литературы (особенно в странах, причисленных ныне к Глобальному Югу), бесспорно и бесценно.
Горький не бывал в Казахстане. Лично не бывал. Однако его влияние на культуру советского Казахстана трудно переоценить. О его непосредственном влиянии на классиков казахской литературы широко известно каждому, кто способен взглянуть на положение дел незашоренным взором. Сейфуллин, Мусрепов, Муканов, Ауэзов — все они становились писателями “в эпоху Горького”, и “горьковские традиции” в их произведениях были более чем заметны. На казахский язык Горький переведен наиболее полно и качественно. А первым зазвучал на языке Абая “Челкаш”, опубликованный еще в 1925 году. Автором перевода стал сын самого Абая Турагул.
Горький, как и положено большому писателю, живо интересовался всем нестандартным, в том числе происходившим из Казахстана. Широко известна его оценка вышедшему в 1925 году труду Затаевича “1000 песен киргизского народа”. “Вот передо мной сборник “1000 казахско-киргизских песен”, они положены на ноты, оригинальнейшие их мелодии — богатый материал для Моцартов, Бетховенов, Шопенов, Мусоргских и Григов будущего”.
Любопытно, что и новый театр в Верном также начался с Горького. В августе 1920 года местные зрители увидели постановку спектакля “На дне”.
Горький в Казахстане не бывал. Но знаменательно, что в республику попала часть его личной библиотеки. Мне довелось наткнуться на книги с соответствующими экслибрисами в читальне одного из санаториев Борового еще в советские времена. Книги привезла с собой Мария Андреева, гражданская жена Алексея Максимовича, которая попала в Казахстан в эвакуацию. Директор библиотеки, осознавая ценность случайного наследия, хранила книги в железном шкафу. Что стало с ними в последующую эпоху, я не знаю. С книгами у нас пока не воюют — к ним просто теряют интерес.
О том, чем не угодил независимому Казахстану Горький, которому не нашлось никакого места в культурном пространстве РК, можно только догадываться. Знаменательный момент, что все лично “принимавшие решения” по Алексею Максимовичу совершенно точно учили в школе его произведения, имели в домашних библиотеках тома его трудов и рукоплескали его драматургии в местных театрах.
Да, тавро “пролетарского писателя” сильно подпортило реноме Алексея Максимовича. Однако разве он единственный, кто в советские времена верил в идеалы общества и славил страну, в которой родился, вырос и состоялся? Нет, конечно. И если исходя из этого принципа провести объективную монументальную чистку Алматы, то в городе вообще не останется памятников писателям той эпохи.