В самой сердцевине кладбища в родном посёлке Алатау находится непролазная чаща из разросшихся деревьев и кустов сирени. Это наиболее старый и ветхий участок некрополя Научного городка казахстанских физиков, первые могилы появились тут в середине 1960-х. Растительность с тех пор так обильно проросла и обросла памятники и решётки, что пробиться ко многим погребениям практически невозможно. Тем более, что многие из них уже подёрнулись печальной ржавчиной окончательного забвения. Все, кому были дороги погребённые тут персонажи, либо сами лежат где-то неподалёку, либо разъехались во все стороны и живут где-то в непреодолимом отдалении. Тут, в этой старой части поселковского кладбища, я несколько лет не мог отыскать могилу Пал Саныча. Чтобы поклониться праху человека, который не прошёл мимо моей перенасыщенной замечательными людьми шальной школьной юности.
Но, нашёл и поклонился…
…Павел Александрович Финогенов слыл чудаком и оригиналом. Такие - всегда одухотворяют и освежают любую эпоху. Финогенов был личностью изысканно нестандартной и эта его изысканная нестандартность, явленная во всём, притягивала к нему как взрослых, так и детей. Нас, «чужих детей», Пал Саныч просто обожал. И готов был возиться с нами часами.
Классный конструктор и механик, уроженец и воспитанник Санкт-Петербурга-Ленинграда, обладавший не только светлой головой, но и редкостными руками, он когда-то работал над созданием крупнейших советских телескопов, в том числе и в знаменитой Крымской обсерватории. А после, переехал в Казахстан, в посёлок Алатау, где строился новый Институт Ядерной Физики.
Когда же вышел на пенсию, то формула «мастерить что-нибудь» стала постоянным смыслом его жизни. Его стандартный «финский домик» (такие выдавались «первопоселенцам») был нашпигован всяческими диковинными механическими штуковинами и «гаджетами»: реле, таймерами, датчиками. Это сейчас этим никого не удивишь, а ещё полвека назад оно казалось чем-то фантастическим, элементом будущего.
Свет в доме, когда надо, загорался сам собой, над газовой плитой стояла вытяжка, а в погреб под домом можно было спуститься на специальном лифте. Там, в этом погребе, у Пал Саныча хранилось в пузатых десятилитровых бутылях самодельное виноградное вино – ещё один немаловажный предмет неустанной любви и заботы разностороннего хозяина. А кабинет его был наполовину мастерской - здесь стоял даже небольшой токарный станок (впрочем «стоял» - не совсем удачно: «работал»!).
Но самое любимое детище было на чердаке и крыше - небольшая, но хорошо оборудованная обсерватория. Она, тоже вся, от двадцатисантиметрового рефлектора на штативе с часовым механизмом до хитроумной «раздвигающейся» крыши - была сделана руками Финогенова. Даже зеркало для телескопа являло плод его «ручной работы». Впрочем, а как ещё? В те времена купить что-то такое было просто невозможно. Но, мне кажется, что даже сегодня, когда благодетель изобретателей Китай насытил рынок всем возможным, Пал Саныч всё равно делал бы всё сам. Ибо такой труд и был самым высшим его наслаждением!
Отсюда, из своей обсерватории, он по ночам пристально всматривался в мириады мерцающих звёзд, внимательно изучал лунные кратеры, восторгался туманным серпом Венеры, с надеждой (тогда она присутствовала повсеместно) рассматривал манящую красную поверхность Марса, любовался полосатым гигантом Юпитером и его «галлиевыми спутниками». Хотя он был весьма сведущ в астрономии, привлекала его, как мне мнится, не холодная гармония космоса, а неземная красота Вселенной.
Недаром же устремлялся он за сотни километров для наблюдения и фотографирования солнечной короны во время полного затмения — зрелище-то неописуемое! Когда же демонстрировал привезённые слайды, то глаза его начинали изливать что-то родственное тому коронарному излучению, которое исходило из затенённого Солнца!
Мы, поселковские подростки, в те годы, начитавшись фантастики, также массово «увлекались астрономией». Что и говорить, когда Финогенов приглашал нас в свою обсерваторию, это были праздники, ощущение от которых сохранилось доселе. Он наводил телескоп то в один, то в другой участок звёздного неба и всюду открывал нам чарующие тайны чужих светил и далёких галактик. С тех пор я навсегда запомнил названия многих звёзд и рисунок созвездий.
Но он не только мастерил их сам, но и обучал всех желающих тому, как шлифовать линзы из бутылочного стекла, делать из клееной бумаги «трубы», рассказывал – как наблюдать Солнце и, при этом, остаться с глазами. Он, своей увлечённостью, вообще-то не оставлял вокруг себя равнодушных.
Где-то классе в седьмом, и я собрал под руководством Пал Саныча свой телескоп-рефрактор. И также установил, на своём чердаке. Чем очень гордился, хотя и понимал всю несравнимость моей «обсерватории» с обсерваторией учителя.
Я и до сих пор, попадая под звёздное небо, пропадаю надолго…
Вот почему мне так важно было отыскать его могилу и поклониться памяти. Ведь это он, Павел Александрович Финогенов, заразил меня любовью к звёздам. А это – дорогого стоит…
Фото из архива Андрея Михайлова