Вот уже более 55 лет Татьяна Николаевна Тарская, заслуженная артистка Республики Казахстан, служит на сцене Государственного академического русского театра для детей и юношества имени Наталии Сац. Актриса отмечает свой 85-летний юбилей. Она родилась 22 декабря 1939 года в Грозном в семье театральных актеров и с детства впитала дух сцены. Обучалась в студии при Государственном театре русской драмы в Риге, где и начала свою творческую карьеру (1961-1964), продолжила в Воронежском ТЮЗе (1964-1967) и с 1968 года — в ТЮЗе Алма-Аты. За это время сыграла более 100 ролей: от Джульетты до Дон Кихота. Ее творчество отмечено государственными наградами, а имя внесено в энциклопедию «Элита Казахстана» и «Золотую книгу Казахстана».
Она говорит о себе просто: «Я — обыкновенная актриса». Считает, что ничем особенным не выделяется. Всю жизнь предана театру и ни на что не променяет сцену, запах кулис и атмосферу зрительного зала.
— Татьяна Николаевна, вы из актерской семьи, ваши родители были актерами. Какие у вас первые детские воспоминания о театре?
— Даже не знаю, что сказать.Они не совсем мои. Мне их рассказали. В 1968 году я приехала в Алма-Ату, в ТЮЗ. Я зашла в гримерку и вдруг слышу: «Ты — Таточка. Я тебя знаю. Я тебя качала, когда тебе было еще несколько месяцев». Это была Ольга Решетниченко. (Ольга Решетниченко — заслуженная артистка Чечено-Ингушской АССР и народная артистка Казахской ССР. В 1948-1991 годах — актриса травести Алма-Атинского русского театра для детей и юношества. — Прим. авт.) Она рассказала мне, что в Грозном, в театре, где работали мои родители, пока они играли на сцене, меня нянчили всем театром.
После Грозного родители работали в Свердловске. Началась война. Мы жили в полуподвальном помещении театра. Я смутно помню, что стояла на столе, смотрела в окно и видела… Ноги, ноги, маленькие и большие… Но я знала, что над нами находится театр. Отец постоянно участвовал в концертных программах для раненых бойцов в госпиталях.
Когда мы переехали в Ригу, мама стала работать в ТЮЗе, а папа — в русском драматическом театре. Родители уходили на вечерние спектакли. Я оставалась дома одна и очень боялась. И меня стали брать с собой в театр. Я была закулисным ребенком. Помню, как Николай Сергеевич Барабанов в гримерке качал меня, пятилетнюю, на ноге, приговаривая: «Ехали-ехали в лес за орехами, в ямку бух…». (Николай Сергеевич Барабанов — русский советский актер. Народный артист Латвийской ССР. В 1921-1970 годы артист Рижского театра русской драмы. — Прим. авт.)
Как зритель первое впечатление я получила от спектакля «Снежная Королева» уже школьницей. Мама играла Герду. И когда ее поймали разбойники, я упала под кресло и зарыдала. В тот момент я верила, что это настоящая Герда, и очень переживала за нее. Эти впечатления остались в моей душе и, возможно, повлияли на мой выбор профессии (улыбается).
— Татьяна Николаевна, отличается ли актер от других людей? Если да, то чем?
— Вы знаете, мне повезло. Я всегда находилась в окружении людей искусства или тех, кто его любит и понимает. Никогда не ощущала больших различий. Даже если это были врачи, учителя или люди науки, они всегда любили театр.
Я сама себя отношу к послевоенному времени, к эпохе шестидесятников. Тогда люди были совершенно другими. После пережитого тяжелого времени, потрясений они стремились к прекрасному, к искусству, творчеству всей душой и воспринимали его сердцем. Мы все находились на одной волне. Однако в нынешней ситуации, после пандемии, в обществе произошло размежевание, и люди стали отдаляться друг от друга во всех сферах. И эта разница стала чувствоваться. Это меня удручает.
— Вы как актриса больше любите репетировать или играть в спектакле?
— Конечно, репетировать… Это такой увлекательный процесс, сложный. Ищешь и всегда что-то находишь…
— Есть актеры, которые не любят процесс репетиции. Они считают, что им, как говорится, с первого дубля удается лучше сыграть.
— Да, в моей жизни бывали примеры, когда я с первого раза интуитивно делала правильно и хорошо, но по мере повторения все куда-то уходило, а потом опять возвращалось, но уже более обоснованно и углубленно. Так что по-разному бывает…
— Я совсем недавно смотрела спектакль «Гарольд и Мод», в котором вы играете Мод. Постановке уже более 15 лет. Ее сыграли более 100 раз, но благодаря вашей игре создается полное ощущение, что она поставлена только вчера. Спектакль собирает полные залы поклонников. Как вам это удается?
— Когда мы работали над постановкой с режиссером Дмитрием Скиртой, то довольно быстро и слаженно выпустили спектакль. И его хорошо, даже с восторгом, приняли публика и труппа.
Но каждый раз, готовясь к спектаклю, прокручивая и проговаривая свою роль, я невольно продумывала и все реплики Гарольда. На мой взгляд, роль Гарольда намного сложнее моей, и мне хотелось, чтобы она была глубже и интереснее. И на протяжении всех этих лет перед каждым выступлением мы часа полтора, а то и два подробно разбирали наши роли с исполнителями Гарольда вплоть до мелочей. Это была большая и радостная работа.
Возможно, я чересчур требовательна к партнерам, хочу, чтобы получилось хорошо у всех. Наверное, спектакль такой живой до сих пор, потому что работа над ним не заканчивается.
— Вам выпала судьба поработать с разными режиссерами. Актрисой какого из режиссеров вас можно назвать, кто из них вам ближе по духу?
— Каждый режиссер, с которым работаешь, вносит что-то в твое мастерство. Режиссер Борис Преображенский оказал на меня самое огромное влияние. Мне кажется, он открыл во мне новые актерские грани. Я еще больше полюбила процесс исследования человеческой природы, стала работать над образом еще более кропотливо. Для меня это был яркий продуктивный творческий период. А как Борис Николаевич любил театр и актеров! Для него было важно видеть, как артисты раскрываются и находят что-то новое в своих ролях. Он всегда гордился, когда кто-то блестяще справлялся с ролью, и этой своей любовью к театру и искусству он нас всех вдохновлял. И, конечно, я считаю себя его актрисой.
— Как работать с режиссером, который не владеет профессией? Не секрет, что такое встречается.
— Конечно (смеется), бывают режиссеры, которые говорят лишь: «Встань тут и говори так». Такое встречается, ну что ж… Тогда актеру приходится работать «от обратного»: искать самому, почему он тут стоит, какие у него мысли, даже если конкретные задачи не были даны режиссером. Ведь, когда ты выходишь на сцену, именно ты несешь ответственность перед зрителем за роль и образ. Ты же не можешь выйти и сказать, что это не я виновата. Ты все равно должен сыграть и оправдать даже спорное режиссерское решение. Так как зритель в конечном итоге видит твою работу и твое отношение.
Кстати, у меня был очень забавный момент в замечательной постановке Бориса Преображенского «Сказка о царе Салтане». Я играла Повариху. В одном из танцев в середине движений мне нужно было остановиться и топнуть ногой. Так решил хореограф. А я все думала и не понимала — зачем я топаю? И намного позже, уже далеко не на первом спектакле, меня осенило: вот почему! Назло Ткачихе! Возможно, хореограф и не закладывал такого смысла, но когда я для себя это поняла, то обрадовалась (смеется) и стала топать более осмысленно, от всей души!
— В вашей сценической копилке есть по-настоящему крупные, серьезные роли. Такие как Аманда Уингфилд в спектакле Теннесси Уильямса «Стеклянный зверинец», за которую на фестивале современной драматургии в 2000 году вы удостоились диплома за лучшую женскую роль. Вы играли в спектаклях «Мадемуазель де Бель-Иль», «Наедине со всеми», «Не боюсь Вирджинии Вульф», сыграли Марию Стюарт в спектакле «Двух королев не бывает», Наталию Сац в спектакле «САЦ» и многих других. Какие из своих ролей вы больше любите, за какие благодарны судьбе?
— О своей первой роли в этом театре я уже рассказывала много раз в интервью. Это была Ася в спектакле «Твой ровесник». Когда я приехала, постановка была уже на этапе выпуска, и режиссер Григорий Жезмер пригласил меня присоединиться.
Я осмелилась предложить режиссеру свое видение, потому что мне показалось, что одну из сцен можно было бы сыграть по-другому. И когда я показала эту пробу Жезмеру, он сказал, что так действительно лучше, и оставил мой вариант. После этого у меня в театре было много ролей. Многие я играла с удовольствием… Да, пожалуй, все! А какая была Женька в спектакле «Мой брат играет на кларнете»! Этот спектакль был театральным событием в городе.
Но в те годы была у меня еще одна любимая роль. Особенная. Режиссер Евгений Прасолов доверил мне образ Нелли в «Униженных и оскорбленных» моего любимого Федора Достоевского. Я была на седьмом небе от счастья! Об этой роли я даже не могла мечтать! В юности не спала до утра, читала под одеялом с фонариком эту повесть и обливалась слезами над судьбой героев. После распределения Прасолов подошел ко мне и спросил: «Вы не обиделись, что я вам дал не главную роль Наташи, а Нелли». Я ответила: «Что вы! Нелли — это же моя мечта. Это же любимый Достоевский!». После этого спектакля зрители писали мне, что теперь мне надо ехать в Москву.
— Почему вы решили остаться в театре для детей и молодежи, а не перейти, как многие ваши коллеги, в драматический театр, не уехали в Москву?
— Меня в молодости пригласили за компанию на прослушивание в театр в Ленинграде. Было страшно. Ведь я воспитывалась в то время, когда страх перед экзаменами, учителем, директором был обычным делом. Страх прочно сидел во мне. И я была, признаюсь, большой трусихой. Но так получилось, что успешно прошла прослушивание и даже получила конкретную роль в спектакле. Однако, когда режиссер увидел меня без каблуков рядом с актерами, которые играли моих ровесников, он понял, что я не соответствую, так как кажусь слишком юной. Он с сожалением отказал мне, и, хотя это было справедливо, я получила такой стресс, который навсегда отбил у меня желание снова пробовать себя в других театрах и искать «лучшую судьбу».
Тем более что моя актерская судьба складывалась очень удачно. У меня не было «проходных» ролей. Каждая роль была значимой, даже маленькие. Знаете, когда играешь в постановках талантливого режиссера, нет желания что-то менять. Поняла, что здесь я на своем месте. Играю роли, о которых мечтает любая актриса. Я очень благодарна за это театру. И, кстати, при Борисе Преображенском почти 20 лет мы были лучшим театром. У нас были самые громкие и удачные постановки в городе и стране. Я люблю свой театр и верна ему.
— Как вы настраиваетесь на спектакль перед показом? У вас есть свои секреты?
— Для меня важны внутренний покой и сосредоточенность, поэтому в день спектакля я стараюсь избегать лишних разговоров и шума. Молчание помогает мне собрать мысли. Не расплескать себя и постепенно войти в образ. Такая тишина перед спектаклем — это как своеобразный ритуал, который всегда мне помогает.
— Вы играете на сцене нашего театра в спектаклях режиссера Галины Пьяновой — современного режиссера, лауреата «Золотой маски», таких как «САЦ» и «Мой дедушка был вишней». Вы создаете в театре ARTиШОК роли, которые нужно заносить в театральные учебники, как в спектаклях «Вино из одуванчиков», «Дон Кихот Ламанчский — хитроумный идальго». Это совсем не похоже на тот театр, в котором вы начинали почти 60 лет назад. Все изменилось. Как вы смогли принять эти изменения?
— Я, конечно, представитель еще того театра — переживаний, который никогда не исчезнет, несмотря ни на какие новые и модные веяния.
— Татьяна Николаевна, а что для вас счастье?
— Для меня счастье — это когда спектакль прошел хорошо. Помните фильм «Берегись автомобиля», когда Смоктуновский в роли Юрия Деточкина сидит в машине? Между двумя милиционерами, после премьеры. С цветами! Боже мой, какое же у него выражение лица! Блаженное! Он — отдельно, а мир — отдельно. В тот момент, когда я увидела это на экране, то поймала себя на мысли, что у меня после удачного спектакля такой же дурацкий и отрешенный вид. Это непередаваемое чувство радости — то самое счастье, которое мы все ищем!
Беседовала Татьяна Карамышева