В столичном театре «Астана Балет» прошла очередная премьера интереснейших современных авторских работ — уникальные постановочные вариации на стихи Абая в спектакле «Язык любви» хореографа Мукарам Авахри, а также философский и завораживающий современный балет, посвященный женщине, «Туманы времени» постановщика Исян Чжана.
Любопытно, что в своей постановке Мукарам Авахри использовала музыку четырех очень разных композиторов. Это Ренат Салаватов и Карл Дженкинс, Хамит Шангалиев и Хусейнджон Изатилоев. Автором либретто выступил заслуженный деятель Казахстана Бахыт Каирбеков, с которым коллектив театра сотрудничает не первый раз.
Бессюжетный балет «Язык любви» можно назвать великолепным дивертисментом, созданным под впечатлением от творчества великого поэта Абая, столь знакового для культуры Казахстана. Неслучайно авторы спектакля дали ему второе название — «Восхождение к Абаю». Балет состоит из 10 стихотворных танцевальных миниатюр, таких как «Озарение» и «Путь поэта», «Времена года» и «Призрак встречи», «Свет моих очей» и «Веселье», «Письмо Татьяны» и «В плену судьбы», «Мольба поэта» и «В безветренную ночь».
При этом, пожалуй, одним из самых известных стихотворений Абая является «Свет моих очей». В нем поэт описывал душевные муки из-за неразделенной любви, называл себя «рабом страсти», который может утешиться, только найдя «жемчуг слов дорогих» для описания своей любви. В то же время писатель считал, что о чувствах можно узнать и без признаний и лишних слов: о любви расскажут глаза, взгляд. Что и было использовано при постановке спектакля «Язык любви». Который, к слову, языком танца замечательно передает восхищение поэзией Абая, наполненной глубокими философскими переживаниями и размышлениями, нежностью и грустью, любовью и печалью.
— «Язык любви» — яркий и философский по содержанию спектакль, вобравший в себя множество технических приемов, балетмейстерских находок, с помощью которых постановщик отдает дань уважения поэзии классика казахской литературы. Балет включает в себя несколько вариаций, не связанных сюжетной канвой, но удивительно сочетающихся по своему глубинному смыслу и визуальному оформлению, — поделились авторы постановки.
Спектакль «Туманы времени», также поставленный на музыку нескольких композиторов — Макса Рихтера, Доувей и Кашивы Дайсуке, несет в себе уже иную интерпретацию. У китайского хореографа Исян Чжана время — понятие относительное, оно становится равнозначным вечности. В его спектакле в духе философии дзен-буддизма вечность — собирательный образ женщины, входящей во временной поток, то есть в саму жизнь. Далее наступает время истории: первая часть «Осень», ее непростой путь, полный испытаний и печали, чтобы затем снова стать вечностью. Вторая часть — «Зима», где лед скорби не может сломить женщину, потому что жива ее душа.
Получается, что спектакль «Туманы времени» — своеобразное хореографическое эссе, размышление Исян Чжана о женской силе и ранимости, поиске женщиной самой себя, ее становлении и обретении своей женской сущности, способной рассеять туманы страхов и сомнений.
Несмотря на китайское происхождение, вся постановка Исян Чжана выдержана в стиле японского минимализма и монохромии, даже сценические костюмы лаконичного кроя и единой цветовой гаммы в стиле Kenzo.
— Для хореографа цветовая монохромность — это попытка уйти от какой-либо конкретности, найти «форму пустоты», чему способствует и огромное подвесное зеркало, трансформирующее сценическое пространство в технике фотографии современного танца. А еще элементы театра теней в сценографии, которые являют собой будто невидимые грани, барьеры, отделяющие временные и вневременные связи. Так пустое монохромное пространство становится смысловым центром спектакля, ярко отражающим каждое движение кордебалета, которое весьма сложно переплавить в слова, — заключили в театре.
Да и, пожалуй, слова не нужны, когда связь между чувством и жестом достигает такой физически ощущаемой плотности, что сами движения становятся самодостаточными, растворяясь в невесомой туманной среде. А сам ту
ман становится основным образом, скрепляющим ткань концепции спектакля. Например, когда сгусток тумана в виде облака следует, словно тень, за героиней в первой картине. И затем невесомо обрушивается вместе с тюлевыми кулисами на эту же героиню в начале второй картины, а в финале
ласково стелется по сцене, обволакивая в итоге всех персонажей. Благодаря этому приходит осознание, что, собственно, сам туман — призрачный, обволакивающий, уносящий и отгораживающий от действительности — и есть душевная субстанция женщины.