В Almaty Gallery открыта экспозиция «Параграфы» — выставка литографий одного из самых влиятельных художников XX века Пабло Пикассо. Более 50 работ из частных коллекций Европы охватывают ключевые этапы его творческого пути от ранней графики и кубизма до поздних серий, полных личных и исторических смыслов. «Все, что можно вообразить, реально», — говорил мастер. Его литографии подтверждают это. Каждый лист здесь — целый мир, в котором неиссякаемое воображение гения обретает удивительную форму.
Неистовый гений, неисчерпаемый новатор, неисправимый донжуан, за свою долгую и насыщенную жизнь Пабло Пикассо создал более 20 000 произведений — живопись, графику, скульптуру, керамику, оставив после себя творческое наследие такого масштаба и значения, что с ним не сравнится почти ни один художник его времени. Его искусство стало отправной точкой и одновременно эталоном для множества художественных направлений, школ и практик.
Пабло Пикассо получил академическое художественное образование, но уже в ранние годы начал отходить от строгих норм. В начале XX века, перебравшись в Париж, он вместе с Жоржем Браком формирует кубизм — не декоративную стилизацию, а способ по-новому осмыслить структуру изображения и саму природу восприятия формы.
Впрочем, себя он называл прежде всего рисовальщиком, а графику считал пространством абсолютной свободы. В ней он будто сбрасывал с себя тяжесть живописи, обращаясь к первооснове — линии, пятну, импульсу.
Особое место в этом контексте занимает литография — техника, в которой художник работает не по интуиции, а через точный расчет, знание химии, глубокое понимание процесса. Каждый лист создается вручную: рисунок наносится на отполированный камень в зеркальном отражении, затем проходит сложную цепочку операций — травление кислотой, промывки, смачивание, прокатка краски, печать. Пикассо отдавался этому ремеслу с той же страстью, с какой брался за холст или глину. Литография давала ему возможность исследовать форму и движение почти спонтанно, но при этом с ювелирной точностью.
В экспозиции «Пикассо. Параграфы» зритель застает 51 литографию из частных коллекций Германии, Бельгии и Франции. Эти работы охватывают ключевые этапы творческой биографии художника от раннего периода, когда он еще только формулирует собственный пластический язык, до зрелых экспериментов с кубизмом, которые и стали тем самым радикальным переломом в истории изобразительного искусства, давшим начало новому визуальному мышлению.
Литография сопровождала мастера на протяжении десятилетий, позволяя то стремительно фиксировать идею, то выстраивать изысканную композицию с множеством смысловых уровней. Каждый раздел выставки тут предстает отдельным параграфом его насыщенной биографии. Вместе они образуют своего рода визуальное эссе о художнике, который не уставал переизобретать самого себя снова и снова.
Серия Papiers collés («Коллажи») иллюстрирует как аналитическую, так и синтетическую фазы кубизма: привычные предметы расщепляются, наслаиваются, перекраиваются, собираются в свежие пластические высказывания, где зрение работает одновременно с воображением.
В серии «Голубой цвет Барселоны» звучит совсем иное настроение: сцены из парижских кафе, влюбленные пары, уставшие актеры, фигуры в тишине. Тут все тонет в серо-синей гамме внутренних драм. Это фрагменты ушедшей эпохи, наполненные ароматами кабаре, уличными огнями и атмосферой одиночества.
Одни из самых личных и трогательных работ на выставке — портреты женщин, сыгравших важную роль в жизни Пикассо. Каждая из них становилась не просто моделью, а источником вдохновения, соавтором, участницей его внутреннего мира. Франсуаза Жило — художница, мать его двоих детей, прожила с Пикассо почти десятилетие. Жаклин Рок — вторая жена, была рядом с ним до конца жизни, более 20 лет. Обе женщины оставили неизгладимый отпечаток на его творчестве.
Особое место занимают портреты Доры Маар, предстающие одними из самых выразительных и тревожных в экспозиции. В этих образах читаются одновременно страсть, боль, отстраненность и напряженный диалог с самой природой женственности.
С именем Доры Маар, к слову, связано и создание «Герники» — одного из самых знаковых и мрачных антивоенных произведений XX века. Она не выступала моделью, но документировала весь процесс создания полотна. Сделала серию фотографий всех этапов работы в мастерской на улице Гран-Огюстен в Париже.
Полотно было написано в 1937 году как отклик на бомбардировку баскского города Герника, уничтоженного немецкой авиацией всего за три часа. Поселение было практически стерто с лица земли. Жертвами стали сотни мирных жителей. Для Пикассо это была не просто политическая трагедия. Она стала пронзительно личным потрясением.
Самой масштабной главой на выставке «Параграфы» стала как раз серия «Рождение «Герники», включающая 45 этюдов. Это эскизы, в которых прослеживается весь путь создания образов от первых набросков до знакомой нам композиции.
Пикассо отказался от деталей, сведя визуальный язык к минимальному числу символов: бык как образ бессмысленного насилия; изможденная лошадь, олицетворяющая страдания народа; мать с мертвым ребенком. Вместо линейного сюжета у художника выстраивается своего рода фрагментарное поле катастрофы, переданное через деформированные тела, разломанные ракурсы и резкие контрасты света и тени.
В послевоенный период Пикассо все чаще обращается к образу корриды — древнему ритуалу, где борьба человека и животного становится метафорой внутреннего конфликта, страха и силы. В цикле «Торос и торерос» он соединяет тему экстремального напряжения с архаическими, почти мифологическими мотивами. Быки на этих листах предстают необузданными, мощными, неуловимой чистой энергией. Композиции лаконичны, построены на стремительных линиях, выразительной деформации, контрастах силуэтов. Многие работы выполнены в духе набросков с резкой, почти схематичной пластикой, где важнее не детали, а скорее порыв.
Параллельно Пикассо работает над монументальной росписью в часовне Валлориса. Эти работы нашли отражение в цикле «Война и мир», где художник обращается к символическому языку. Столкновение разрушения и созидания воплощается в мощных, почти античных образах: колеснице смерти, фигуре ребенка с плугом и, конечно, голубе как знаке хрупкой, эфемерной, почти невозможной надежды.
Фото Талгата Галимова