В прошлый раз я закончил повествование на поспешном отъезде Семенова (будущего Тян-Шанского) в 1857 году из Верного, погрузившегося в «свой обычный алкоголизм». Но очевидно будет неправильно и несправедливо, если, акцентировав внимание на местном пороке, ничего не сказать о несомненных достоинствах верненских пионеров.
Наши пионеры
Михаил Дмитриевич Перемышльский, Михаил Михайлович Хоментовский, Степан Михайлович Абакумов, Василий Васильевич Обух — все эти офицеры получили, прежде чем попасть в Семиречье, блестящее военное образование, которое, если отбросить рассказы самых демократичных демократов мира (русских интеллигентов), позволяло им быть не только хорошими военными, но также и всесторонне развитыми личностями, много сделавшими для исследования нашего края.
Тут уместно вспомнить, что Михаил Перемышльский (внебрачный сын князя Д.П. Горчакова), к примеру, в молодости стал свидетелем одной увлекательной дискуссии, случившейся в Московском университете, где он учился. В 1832 году на лекции профессора Давыдова в споре о подлинности «Слова о полку Игореве» профессор Каченовский схлестнулся с самим Пушкиным, посетившим университет в качестве почетного гостя!
Или взять того же Василия Обуха, верненского приятеля Семенова и Валиханова. Прекрасный артиллерист (во многом благодаря его умелому руководству была одержана стратегически важная победа над кокандцами в знаковом сражении при Узунагаче), он же стал инициатором широкого использования в горных баталиях минометов (тогда их называли «ракетным оружием»).
Но Обух был известен и своими географическими исследованиями края, благодаря которым стал даже членом — сотрудником Русского императорского географического общества. В этом отношении и Обух, и многие другие деятели эпохи, чьи имена связаны с основанием Верного, являли собой классические типы участников Большой игры, которую вели в центре Азии Россия и Британия.
А насчет пьянства... А где не пили? «Керосинили» и англичане в Индии, и американцы на своем Диком Западе, и немцы в Африке, и французы в Индокитае. Время было такое. В отрыве от дома и близких нужно было чем-то заполнять вакуум. Интернет-то еще не изобрели...
Интересно, что в те годы изначалия на ввоз водки в Семиреченский край существовал официальный запрет. Потому в Верное из Ташкента шли караваны... С изюмом! Из которого местные казаки уже на месте насобачились «курить вино». Что не наказывалось, хотя, впрочем, тоже считалось противозаконным.
Неслучайно одним из первых крупных промышленников юного поселения стал купец Василий Петрович Кузнецов, будущий винный король края, уже в 1858 году открывший в Верном первое производство — пивзавод. Кстати, одно из его предприятий (Талгарский спиртзавод) пережил все потрясения не только XIX, но и ХХ века и благополучно поит всех жаждущих до сих пор. И опять же интересно... Именно на деньги все того же Кузнецова позже был установлен первый памятник на могиле Валиханова...
Исходный пункт всех дорог
На Чокане Валиханове в связи с нашей темой можно было бы остановиться подробно. Он мелькал на улицах юного поселения, только что основанного у подножия Заилийского Алатау, часто. Но... При этом практически не оставил никаких следов. Сведений о его верненских впечатлениях практически на сохранилось в его многочисленных заметках. Чем вызвано такое странное равнодушие к зарождавшемуся на его глазах городу?
«Исходный пункт всех дорог есть укрепление Верное...»
Это фраза Валиханова из незаконченной работы «Записки о киргизах», которую он начал писать летом 1856 года. Именно тем самым знаменательным летом, когда молодой и жизнелюбивый корнет, недавно выпущенный из Сибирского кадетского корпуса, упоенно предался своим первым географическим исследованиям в Семиречье. И впервые некоторое время провел в Верном — укреплении, которому от роду было всего два года.
Похожая на введение к дальнейшему живописанию фраза на этом и обрывается. Хотя исходя из контекста автор явно собирался развивать тему далее. Увы...
Упоминания Валиханова о Верном своими аскетизмом и лаконичностью достойны древних. Что как-то очень не вяжется с живым, восприимчивым и открытым характером нашего героя. Я не знаю в чем причина такого небрежения. Не исключено, что Верное для Валиханова стало весьма обычным и привычным местом. Домом, где он готовился к очередному маршруту и отдыхал после пройденного. «Исходным пунктом всех дорог...»
Досадное молчание
Так или иначе, но молчание все же досадное и странное. Валиханов не оставил не только записок, но и рисунков. Хотя любил оставлять и то, и другое.
Между тем надо признать, что в биографии Чокана Валиханова «верненский пробел» не исключителен. Мы, например, до сих пор очень мало знаем и о «петербургском периоде» его жизни. И таких неясных моментов столько, что не покривлю против истины, если назову его «человеком-загадкой». Что, в общем-то, характерно для каждого бойца «невидимого фронта», к каковым, по большому счету, он и относился.
Принято считать, что впервые в Верное Валиханов попал «в первых числах мая 1856 года». Когда спешил присоединиться к экспедиции Михаила Хоментовского, срочно направленной через Санташ на Иссык-Куль для того, чтобы оценить военно-политическую обстановку и разобраться на месте в продолжающейся там кровавой сваре между двумя киргизскими племенами — бугу и сарыбагыш. Но то «пребывание в Верном» не более чем предположение, основанное на нормальной логике (которой жизнь Валиханова подчинялась не всегда).
Разведывательный отряд Хоментовского действительно был отправлен из Верного, но вот то, где влился в него спешивший из Капала Валиханов, — вопрос открытый. В его сочном на всякие попутные описания дневнике в этом месте опять возникает досадный пробел.
Но мне почему-то кажется, что Валиханов нагнал Хоментовского уже на марше, переправившись через реку Или на одном из бродов: либо в низовьях Каскелена и Талгарки (там, где при Илийском пикете позже был построен мост), либо при впадении Тургени. А далее — срезав угол по степи.
Итак, никаких особых оснований считать, что он заезжал в Верное по пути на Иссык-Куль, не было. Зато совершенно точно, что Валиханов посетил-таки укрепление при возвращении экспедиции. Об этом он написал в своем дневнике.
«15 июля вечером приехал в укрепление Верное... 16-го числа выехали в обратный путь».
И все? Все! Неужели вид, столь поразивший спустя полтора месяца Семенова, не вдохновил Валиханова еще на пару строк? Почему так?
Пробел, еще пробел
Потому что, возможно, Валиханов все же бывал тут прежде. Но не в этом, 1856-м, а годом ранее, когда сопровождал в инспекционной поездке Омского губернатора Ганса Христиановича Гасфорта, которому он сопутствовал в качестве адъютанта и переводчика. Хотя и тут ничего доподлинно не известно. Кроме неясных сообщений о том, что в какой-то момент уже в Семиречье Валиханов оставил свиту и... исчез. Растворился в Степи.
Некоторые исследователи предполагают, что именно тогда он впервые попробовал себя в качестве разведчика-нелегала, отправившись с секретной миссией в кочевья казахов Старшего жуза. Тех, которые еще находились под властью Коканда.
Хотя никаких подтверждающих такую поездку документов не сохранилось, но косвенные данные свидетельствуют о том, что она могла иметь место. И вряд ли, побывав в Заилийском крае, Валиханов упустил бы возможность посетить его только что заложенную столицу.
Но дневники и отчеты Чокана за это время (если знать, с какой жаждой он тогда записывал все, что только встречалось ему в работе, таковые существовали несомненно) либо утеряны невозвратно, либо еще не выплыли из архивных анналов.
Полгода тишины
Более всего времени в нашем городе, почти полгода, Валиханов провел перед своей легендарной заброской в Кашгар. Можно сказать, что именно здесь велась оперативно-тактическая разработка всего предприятия, составлялись легенды и осуществлялась практическая подготовка к дерзкой акции — ковалась удача будущей операции. Известно, что Чокан прибыл сюда в январе 1958 года и пробыл тут до лета, когда и присоединился к торговому каравану под видом туземного купца.
Что делал и чем жил в этот период наш герой... Опять же можно только гадать. Перед нами еще один классический «пробел» в жизни разведчика. О характере этой жизни в это время говорят лишь чудом сохранившиеся фрагменты переписки с Омском, в которых есть, например, такие строки: «Письмо это перед выездом из Верного к дикокаменным киргизам возвратить назад, отправив в особом конверте на имя г. начальника корпусного штаба через посредство полковника Перемышльского».
Это из письма Карла Казимировича Гутковского, непосредственного руководителя операцией. Или: «...Предписываю Вам готовиться к поездке согласно первоначального повеления Вам данного, выждав в Верном прибытия полковника Гутковского, который вместе с сим отсюда отправляется для изустных с подполковником Перемышльским и Вами по сему делу совещаний.
Ваш доброжелательный и преданный Г. Гасфорт».
...Сюда же, в Верное, но уже в апреле 1859 года, Валиханов возвратился обратно. Из Кашгара. И прожил две недели. Ничего не писал. Отдыхал...
Все? Все!
Хорошо, что в это время в Верном появился и Александр Федорович Голубев — геодезист, составлявший первые карты края и оставивший описание того, что представляло собой поселение, увиденное им в том же 1859 году. Вот каким предстало Верное перед Голубевым: «Состоит из двух частей: одна из них примыкает к земляному укреплению и имеет небольшую деревянную церковь; другая лежит в полутора или двух верстах от первой и только начинает обстраиваться. Население Верного состоит почти исключительно из казаков Сибирского линейного войска. Дома в нем одноэтажные... Некоторые из жителей Верного сеют особый род дынь. Эти дыни небольшие, чрезвычайно сладкие».
Мне адресуйте в укрепление Верное. Прощайте
Следующий пробел принадлежит уже 1864 году, когда штабс-ротмистр Валиханов согласился принять участие в предприятии полковника Михаила Черняева, призванного захватить кокандскую крепость Аулие-Ата и таким образом сформировать реальную угрозу всему геополитическому раскладу в Средней Азии. Что, собственно, и произошло далее, когда отряд амбициозного Черняева «сверх плана» взял еще и Чимкент и соединился с оренбургской колонной полковника Николая Веревкина, двигавшегося вдоль Сырдарьи, охватив таким образом с юга всю казахскую степь и разграничив казахов и кокандцев.
«Зачуйский отряд» Черняева формировался весной 1864 года в Верном. Где к тому времени делами заправлял уже знакомый Валиханову по 1859 году начальник Алатавского округа, полковник Герасим Колпаковский.
Когда Валиханов прибыл в Верное, чтобы присоединиться к корпусу Черняева, сказать опять же трудно. Во всяком случае еще 24 марта он был в Омске, откуда писал Карлу Гутковскому: «Еду я, признаться, для того, чтобы получить чин. Черняев, кажется, человек хороший и чина может не пожалеть. Еду и для того, чтобы оттуда через Ак-Мечеть проехать на Оренбург. Если бы это удалось, было бы хорошо... Мне адресуйте в укрепление Верное. Прощайте».
Зачуйский отряд выступил 1 мая. Учитывая расстояние от Омска и трудности весенних дорог, можно предположить, что Валиханов прибыл в Верное незадолго перед выступлением и пробыл тут очень недолго. Сам он по обыкновению ничего про это пребывание не сообщил.
Прослужив у Черняева чуть более месяца и получив чин ротмистра (соответствующий капитану), Валиханов с частью отправленных в Верное солдат и казаков (а вместе с ними — и пленных кокандцев), а также частью обоза отправился обратно. Многие непредвзятые исследователи сходятся в том, что его возвращение (и изменения плана насчет Оренбурга) были обусловлены событиями, происходившими по ту сторону китайской границы и необходимостью быть ближе. Во всяком случае последние месяцы своей яркой и трагически незавершенной жизни он провел у подножия Алтын-Эмеля, в нескольких переходах от Верного. Куда он собирался приехать за полтора месяца до смерти.
Вот строчки из его последнего письма от 19 февраля 1865 года, адресованного Герасиму Колпаковскому: «Попасть в Верное оказалось невозможным по трудности пути и по неимению экипажа, и я отдал себя в руки киргизского врача... Все-таки это лучше, чем умирать сложа руки».
Иллюстрации из архивов