Как и любого нормального географа своего времени, Петра Петровича Семенова (будущего Тян-Шанского) неодолимо влекли к себе те места Земли, которые представляли собой участки карты, составленные предположительно или «по расспросным данным». Потому-то он и оказался здесь, в Заилийском крае, у подножия передовой горной цепи Тянь-Шаня раньше всех прочих ученых исследователей. И явился свидетелем самых первых лет жизни Верного — пограничного укрепления, от которого и ведет свою историю крупнейший мегаполис Казахстана.
Так как источников, повествующих о том изначалии, сохранилось до обидного мало, воспоминания Семенова, написанные, правда, гораздо позднее, но по материалам «тянь-шаньских дневников» 1856 — 1858 годов, самоценны для любого истового горожанина.
Петр Семенов — враг белых пятен
Но сначала несколько слов об авторе.
Петр Петрович Семенов-Тян-Шанский (1827 — 1914 годы) происходил из дворян Рязанской губернии. После окончания Школы гвардейских подпрапорщиков (Николаевское кавалерийское училище) учился в Петербургском, а затем — Берлинском университетах. Проникновение в Тянь-Шань — апофеоз Семенова-путешественника. Именно за это предприятие в 1906 году (спустя 50 лет) императорским указом ему и был присвоен титул Тян-Шанского. А вскоре его наградили и величайшей наградой империи — орденом Андрея Первозванного.
Блестящий интеллектуал и последовательный государственник — так можно охарактеризовать его личность одной фразой. За что бы он ни брался, всюду оставлял свой яркий след. А брался он за многое. На время фактического руководства Семеновым приходится апофеоз деятельности Русского императорского географического общества. Он принимал деятельное участие в подготовке крестьянской реформы 1861 года. Под его началом появилась и расцвела российская статистика. Его коллекция фламандской и голландской живописи (ныне хранится в Эрмитаже) относилась к величайшим собраниям мира.
Сенатор, член Государственного совета (его среди прочих можно видеть на знаменитом полотне Репина в Русском музее), академик Академии наук, действительный член Академии художеств, организатор русской части Всемирной выставки в Париже, вдохновитель и автор таких уникальных и до сих пор непревзойденных изданий, как многотомная «Живописная Россия» и «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества» (один из томов которой почти целиком, а еще один — частично посвящены территории современного Казахстана). Для нас небезынтересно участие Семенова и в судьбе Чокана Валиханова, которого он знал лично и в продвижении которого принимал самое деятельное участие. Знаменитая экспедиция в Кашгар была инициирована именно Петром Петровичем.
Встреча первая: иллюзия бурной жизни
Впервые Семенов увидел Верное 30 августа 1856 года. А вернее — не увидел. Ощутил. Потому что длинный путь этого дня аж от Чингильдинского пикета с многотрудной переправой через Или позволил добраться до места лишь в темноте.
«Когда мы стали подъезжать к Верному, наступила темная ночь. Тем эффектнее представились мне совершенно неожиданно на всем широком пространстве только что основанного укрепления веселые разноцветные огни зажженной в этот день иллюминации, которая представила мне Верное в совершенно феерическом виде. Я знал, что домов в Верном, кроме наскоро выстроенного домика пристава Большой орды, еще не существует, а между тем блестящие разноцветные шкалики обозначали красивые фасады этих несуществующих домов.
Когда же я проснулся на другой день в приготовленной мне просторной юрте и вышел из нее, то никаких домов и домовых фасадов не оказалось. Обнаружилось, что вечером от хитроумно придуманной иллюминации произошла полная иллюзия».
Так позднее вспоминал сам Семенов эту первую встречу с Верным. Приставом Большой орды (так в русских источниках назывался казахский Старший жуз) был «образованный полковник Хоментовский» — чуть ли не знакомый Семенова по военной юности. Приятный собеседник и умный человек, полковник, однако, страдал от «недостатка, который парализовал столь многих из наших лучших в то время окраинных деятелей, — алкоголизма». Может быть, из-за этого уже через два дня трезвенник Семенов выехал в сопровождении 10 казаков, двух киргизов (казахов) и своего слуги в свою первую рекогносцировку к Иссык-Кулю.
«При выезде из Верного встретили веселый хоровод русских переселенцев из крестьян, только что прибывших в Верное».
Третий год городской истории: что осталось
В предшествующем 1855 году в Верное прибыла первая сотня переселенцев-казаков. А в 1856-м — 1464 вольных переселенца. В основном крестьяне. Так что к моменту появления Семенова вокруг укрепления было весьма многолюдно.
Гражданская застройка началась со станиц — Малой и Большой. Это — вокруг крепости по обе стороны Малой Алматинки ниже современной улицы Макатаева (Кульджинская, Пастера). Интересно, что с того самого начала сохранили свою прямоугольную планировку улицы и не поменял дислокацию вынесенный за южную границу поселения рынок — наш разлюбимый Зеленый базар.
Центром Большой станицы стала церковная площадь с дважды разрушенным (землетрясением 1887 года и советской властью) и дважды восстановленным Софийским храмом (в первое время служившим главной церковью Верного и какое-то время — даже Кафедральным собором епископа Туркестанского).
Жизнь Верного той поры была беспокойной и напряженной. Ну а какой еще она может быть при пограничном форпосте в условиях полувоенного времени?..
Взять, к примеру, веками практиковавшуюся у кочевых народов баранту — угон скота у противника в знак мести, торжества справедливости или просто из удальства. Известно, что в первые годы существования Верного было предпринято несколько таких попыток увода войсковых и казачьих лошадей. В основном — чуйскими киргизами, подданными Коканда. Попыток, нужно сказать, зачастую успешных. Наряду с гарнизоном крепости и казаками-станичниками от баранты страдали и новые подданные Российской империи — окрестные казахи Старшего жуза. Недаром в погонях за угонщиками они принимали самое активное участие. Известно, например, что однажды из глупого и трудного положения русских выручил, предоставив им лошадей для погони, султан Тезек — приятель Семенова и будущий шурин Валиханова.
А один такой эпизод произошел осенью 1856 года. Пока Семенов путешествовал по восточной части Иссык-Кульской котловины, в Заилийском крае как раз случился очередной инцидент — «разграбление в десяти верстах от Верного русского торгового каравана, шедшего в Ташкент, а также каракиргизская баранта, направленная против верных наших подданных — киргизов Большой орды».
Два интеллигента юной колонии
Скот отбили, но Хоментовскому было важно понять настроения и планы подвластных Коканду киргизов, живших по ту сторону Кастекского перевала, вдоль Чу и близ Иссык-Куля. Возглавить отряд он предложил как раз вернувшемуся из первой рекогносцировки вглубь Тянь-Шаня Семенову. Исследователь как истый участник Большой игры, конечно же, не преминул воспользоваться счастливой возможностью принять участие в предприятии, позволявшем с таким конвоем проникнуть не только в Чуйскую долину, но и еще дальше — на Иссык-Куль, дабы взглянуть на запретное озеро с другой стороны. Уже — с запада.
Семенов не только достиг Иссык-Куля и разгадал географическую загадку связи озера с рекой Чу, но даже попытался стать тамыром со своевольным киргизским иерархом Умбет-Алой. И уже 1 октября путешественник благополучно вернулся в Верный.
«1 октября поутру мы совершили последний переезд и благополучно вернулись в Верное, где были торжественно встречены городским населением. Особенно радовались нашему успеху два интеллигента этой юной колонии, которой предстояла такая блестящая будущность, — полковник Хоментовский и артиллерийский капитан Обух. Этот последний был очень симпатичным и талантливым человеком, к сожалению, не чуждым общего порока лучших людей нашей юной колонии — алкоголизма. Впоследствии он первым с известным путешественником Н.А. Северцовым вошел при взятии Ташкента на вал крепости, но был сражен там вражеской пулей».
Наступавшие холода не предвещали ничего интересного в плане дальнейших исследований, и, зная гусарские нравы своих интеллигентных приятелей, Семенов предпочел зимовать не в Верном, а уехать в Семипалатинск к Достоевскому (тому самому, Федору Михайловичу, отбывавшему на берегах Иртыша свою солдатчину) и далее — в Барнаул. Что он и сделал, особо не задерживаясь в нашем первобытном городе.
Второе пришествие: приглядный вид и первые деревья
Весной 1857 года он вернулся в Верное. Впереди маячило главное путешествие жизни, поставившее его имя в ряд с самыми знаменитыми исследователями Глубинной Азии, — дерзкий бросок в самые дебри Центрального Тянь-Шаня. Несмотря на спешку с подготовкой к поездке, Семенов все же обратил внимание на перемены, произошедшие в его отсутствие с обликом юного поселения.
«Верное, к моему крайнему удовольствию, представилось мне уже в более приглядном виде, чем в 1856 году. Все домики юного укрепления были более или менее отстроены, и около домика пристава Большой орды был уже посажен молодой садик; это были первые деревья, посаженные на подгорье, на котором цветущий город утопает ныне в зелени садов...
Ранней весной 1857 года прибыли в Верное и новые переселенцы из русских крестьян, которые по указанию пристава образовали впоследствии цветущий поселок на реке Талгар в двадцати пяти верстах от Верного».
Май 1857 года — самый длительный период пребывания Семенова в Верном. Ученый пробыл тогда здесь целых две недели. Он с помощью местного начальства (Хоментовского вновь сменил отец-основатель укрепления Перемышльский) не только снаряжал экспедиционный караван, но и регулярно экскурсировал по окрестностям, в том числе и вверх по ущелью Малой Алматинки. Открывая, походя, новые, доселе неизвестные виды растений, среди которых оказывалась не только всякая травяная мелочь, но даже такие солидные деревья, как клен, получивший впоследствии имя Семенова (Acer Semenovii).
Уже возвращаясь из своей рекогносцировки в верховья Нарына, 29 июля 1857 года Семенов в последний раз заехал в Верное. Как полновластный триумфатор. Весть о его проникновении в центр Тянь-Шаня намного опередила самого героя.
«Все почти население города со всем начальством во главе, предупрежденное накануне о возвращении экспедиции Русского географического общества, ожидало нас на главной площади города, где против быстро подвигавшейся вперед церковной постройки мы сошли с лошадей».
Каноническая картинка!
Но знаменательное событие отвлекло поселенцев ненадолго. В ту пору у них были иные заботы. Люди приехали на пустое место, и впереди уже тревожно маячила первая зима. А потому на улицах юного поселения не стихая стучали топоры и терпко пахло свежезаготовленным лесом. Первые верненские дома возводились из стволов горных тянь-шаньских елей Малоалматинского ущелья.
Правда, совсем скоро власти озаботились судьбой горных ельников и приняли новую строительную доктрину — возводить дома из глины и камня. Эта гуманная экологическая инициатива обернулась трагедией позже, когда в результате Верненского землетрясения 1887 года город в одночасье лишился всех каменных зданий, под руинами которых нашли свой конец сотни горожан.
А пока, в 1857 году, знакомые Семенова просили совета, как избежать растрескивания еловых бревен, а заодно озадачили ученого поиском подходящих строительных материалов в окрестностях укрепления. Он был человеком отзывчивым. И совет мудрый дал, и стройматериалы нашел. А потом быстро засобирался в обратный путь. Маршрут жизни был завершен, но экспедиция еще не была закончена. К тому же...
«В Верном я пробыл всего только три дня. С одной стороны, я торопился воспользоваться остатками осени для того, чтобы закончить свои исследования в Семиреченском крае... С другой стороны, дальнейшее мое пребывание в Верном было бесполезным, так как город в третий день по моем возвращении был уже погружен в свой обычный алкоголизм, и мне оставалось только наблюдать причины и последствия этого печального явления...»