Может ли сердце находиться в зубе? В случае со Шри-Ланкой понимаешь, что да. Мистическое сердце островного государства напоминает драгоценную иглу сказочного чародея, запрятанную за несколькими дверьми во множестве сундуков, ларцов и сосудов под охраной неусыпной и бдительной стражи. Недаром утеря главной государственной реликвии Зуба Будды (а в его долгой судьбе случалось и такое) воспринималась ланкийцами как трагедия вселенского масштаба, способная порушить фундамент, на котором зиждется само существование этого волшебного острова
Мертвые и живые - близнецы-братья
…Размышляя о Вечности и наблюдая ее проявления во всем их противоречивом величии, я несколько дней бродил вокруг Храма Зуба. И никак не мог собраться и зайти внутрь святыни, ловя себя на том, что ничего особенного от этого не жду. Чтобы благоговеть и поклоняться, нужно верить. Чтобы глупо разевать рот от осознания собственной значимости и дежурно восторгаться тем, чего до конца не понял, нужно быть туристом. Я же не отношу себя ни к тому, ни к другому.
Странно, но тут, в Канди, мне ни минуты не казалось, что при этом я бездарно теряю время. Потому что в здешнем времени вся его физическая суть вообще выхолощена без остатка. Здесь имеет смысл только его философская составляющая. Я наблюдал за непрерывным потоком паломников с охапками душистых цветов и устремленными к чему-то невидимому взорами, и мне казалось, что они прибыли сюда не из окрестных городов и сел, а откуда-то из недр самого ветхого прошлого!
Поклонение Зубу и другим святыням, обнаруженным непрогоревшими в погребальном костре Буды, - реликт того же древнего культа, что и поклонение святым мощам у христиан, и использование в религиозной практике костей праведников у тантристов, и даже паломничество к мазарам у мусульман. У первобытных народов использование плоти мертвых для «улучшения» и «исправления» жизни живых носило массовый характер и было если и сакральным по сути, то весьма утилитарным в употреблении. От мертвых можно было получить то, что вряд ли могли дать живые.
Смерть - явление доселе непонятое и непринятое человечеством. Это при современном-то уровне науки и образования! Чего же ждать от древних, у которых рассудок превалировал над разумом? Долгие тысячелетия мертвые «жили» рядом с живыми и живые всеми силами поддерживали иллюзию этого гармонического бытия. И хотя те времена давно канули, но воспоминания о них живут и побеждают.
Эх, рано встает охрана!
…Но вот однажды, поднявшись по обыкновению вместе с Солнцем (около шести утра), я решил, что далее тянуть уже неприлично, и отправился в Храм. Благо от моего буддийского приюта до него было всего 15 минут неспешного хода. В эти рассветные часы (самые благодатные в тропиках!) на самую раннюю пуджу сюда стекается столько паломников…
Организованные туристы, пока не откушают своего шведского завтрака, с места, слава Богу, не двигаются (пуджа пуджей, а завтрак…). Потому никакой очереди к рамке металлоискателя не наблюдается (после того как в 1998 году террористы рванули тут бомбу, под подозрением все!). Усатый полицейский лениво кивает головой. Остается купить билет и снять обувь.
Святыня не поражает буйством декора, подобного тому, какой наблюдается в монастырях Юго-Восточной Азии, гималайских капищах Непала или храмах Индии. Такая декоративная аскетичность вообще-то характерна для Шри-Ланки (хотя исключения есть).
Три традиционные «макары» (архаичные монстры, изрыгающие божеств) обрамляют двери, в которые входят по полукруглому «лунному камню». Все это тоже защита. Своего рода «магический металлоискатель». Бросаются в глаза и навязчивые «двуглавые орлы», которые при пристальном взоре обращаются в «двуглавых гусей». (Гуси, кстати, вместе с рыбой, черепахами и макаками - предмет паломнического подкармливания у озера.) И изображения Луны в паре с Солнцем. На круглом диске Луны виден месяц и… заяц. Ну как тут не вспомнить «лунного зайца» китайцев?
В ожидании…
Сердце Храма - часовня Зуба (что отдаленно напоминает Кувуклию в соборе Гроба Господня). Она двухэтажная. Видимая отовсюду в Канди золотая крыша лишь висит на столбах именно над этой святая святых. Вход, обрамленный пожелтевшими слоновьими бивнями, тот, что воспроизводится на старых гравюрах, - на первом этаже, но сам реликварий - над ним, на втором.
Во внеурочное время двери в хранилище наглухо закрыты. Но пространный зал перед ними всегда заполнен паломниками, которые именно сюда несут свои жертвы: цветы и рис. Многие сидят на полу в ожидании очередной пуджи (она совершается тут трижды в день - в 6.30, 10.00 и 18.00), кто-то даже спит (грешным делом это не считается), а кто-то, оставив подношения и молитвенно постояв перед закрытой дверью ковчега со сложенными ладонями, следует дальше, дабы до ее отворения успеть еще пройти по храму и возжечь благовония.
Ароматические палочки и масляные лампадки кочегарятся снаружи денно и нощно. Специальный павильончик, источающий во все стороны дым и чад, похож на маленький литейный цех, в котором работают в три смены. Жар внутри таков, что тропическое пекло снаружи кажется благодатным и прохладным. От сотен горящих светильников, куда благочестивые поклонники поминутно подливают кокосовое масло из принесенных с собой бутылочек и склянок, исходит тяжелый «потусторонний» дух. Что мне лично сразу навеяло образ… Кухонь больших китайских ресторанов.
Пока нет туристов, в Храме царит особая аура, незамутненная никакой праздностью. Люди приходят сюда радостными, сосредоточенными и просветленными. Приходят семьями, а то и целыми общинами. Особую торжественность придает паломникам приличная случаю белоснежная одежда, еще более оттеняющая смуглые лица и выделяющая проникновенные глаза. Паломники не разговаривают громко (как туристы) и озабоченно ждут, когда раздастся заветный трубный глас.
Очередь к мгновенью
…Начало очередного действа зачинает храмовый оркестр трех барабанов и пронзительно верещащей трубы - звуки его далеко разносятся по окрестностям и слышны аж на другой стороне Кандийского озера. Квартет из четырех бравых молодцев с обнаженными торсами неистовствует на первом этаже Храма, заменяя тут (с успехом!) колокольный звон и крики муэдзинов. Но мало кто из пришедших поклониться кандийской святыне задерживается, дабы насладиться музыкой - паломники устремляются наверх, где в это время открывается дверь в святилище и любой пришедший может пройти мимо и посмотреть… Нет, не на Зуб. А только лишь на драгоценный ковчег, в недра которого он запрятан!
Взойдя на второй этаж, я тоже пристраиваюсь в хвост плотной очереди желающих «взглянуть» на святыню. Очередь, однако, поторапливаемая служителями, двигается столь живо, что рассмотреть что-то в стремительно мелькнувшем перед глазами створе открытых дверей (большую часть которых к тому же занимает деловито принимавший подношения дородный лысый монах) не представляется возможным. Не нужно говорить, что всякая съемка в это время строжайше запрещена.
Правда, потом, пройдя вглубь зала, я встаю напротив заваленного благоухающими цветами стола аккурат напротив двери и, изловчившись, умудряюсь-таки сфотографировать золотой реликварий, обсыпанный драгоценными камнями, которыми с давних времен славился остров. По традиции ковчег представлял собой миниатюрную ступу - уменьшенную копию тех гигантов, которые в былые времена чуть было не превзошли размерами египетские пирамиды. Но тут, как говорится, важен никак не масштаб золотника!
Среди сокровищ
Может быть, кого-то такой исход контакта со святыней и разочаровал бы, но я-то предвидел, что ждет меня от посещения «святая святых». И то, что реликвия не «открывается» перед всяким встречным-поперечным, может, и к лучшему. Ничто так не разочаровывает вульгарных материалистов, как возможность «короткого знакомства» со святынями. Их ведь следует постигать не разумом - сердцем! А то…
«Я прибыл в Канди и попал как раз на религиозное торжество: из-под зеленых колпаков и парчовых покровов вынимали и показывали сиамским бонзам святыню буддизма - Зуб самого Будды, черный, полусгнивший и крючковатый…» Это лишенное пиетета свидетельство принадлежит русскому путешественнику Алексею Салтыкову, который посетил Канди в 1844 году. Подобных я мог бы привести с десяток.
Может быть, и правильно, что в нашу либеральную эпоху развенчаний служители Храма перестали выставлять Зуб на обозрение? Ведь то, что сокрыто и недоступно взору, будоражит воображение куда сильнее откровенно обнаженного.
И даже во время ежегодной Эсала Перахеры - праздничного шествия в полнолуние месяца эсала (в июле-августе), когда Зуб на специальных храмовых слонах вывозят из Храма и везут к берегам Махавели-Ганги, его уже не открывают взорам, как в прежние времена. Что вызывает у разочарованных туристов, привозимых в эти дни в Канди турагентствами со всего мира, сомнения в том, что их не развели. И это порождает сомнения - существует он, Зуб этот, вообще-то?
Существует! Для этого достаточно взглянуть в горящие глаза верующих, стотысячные толпы которых стягиваются сюда не демонстрировать, а проявлять свое религиозное рвение. Но если даже (предположим!) его не существует – какая, собственно, разница? Там, где людьми правит Вера, она является не менее действенным движителем общества и истории, нежели Разум!
Если же продолжить спор о том, «кто более матери истории ценен», то следует вспомнить что тут, в Храме Будды, находится хранилище еще одной реликвии сингалов. А именно Махаванзы - хроники, записанной на ола, «бумаге» из листьев пальмы талипот. Начатая в 543 году до нашей эры (еще до строительства Парфенона и Колизея!), сингальская летопись по продолжительности запротоколированной, «летописной», истории ставит Шри-Ланку в один ряд с самим Китаем!
О нефизических свойствах времени
Несмотря на явную сопричастность к точным наукам, нет на свете ничего более абстрактного и метафизического, чем Время. Особенно если пытаться соотнести его с жизнью одного относительного человека или даже сопрячь с историей всего человечества. Тут «точное время» перестает быть физической величиной: легко сжимается и растягивается, рвется и течет так, как ему вздумается. Законы природы отказываются работать сразу, коль только речь заходит о казусах священной истории, бытиях отдельных личностей или судьбах отдельных государств. История Ланки - яркий тому пример.
Действительно, за время существования на острове «сингальской цивилизации» (а сингалы, как известно, выплеснулись сюда, на крайний юг, на острие переселения в Индию загадочных арийцев), столько царств-государств на Земле благополучно расцвели, увяли и канули в вечность, не оставив по себе особой памяти. На этом фоне понятна нервическая дрожь какой-нибудь Соединенной Америки, чья история в сравнении с такой древностью не более чем плесень на корнях тропического дерева-великана. Кто знает, что станется с этой исторической выскочкой и всей ее нагловатой мощью через 100-200 лет? А что такое эти жалкие столетия для стран, подобных Шри-Ланке?
Андрей Михайлов - землеописатель, автор географической дилогии «К западу от Востока. К востоку от Запада».
Фото автора.
