Сегодня, когда весь мир переживает и пережевывает трагедию в Турции, хотелось бы вспомнить аналогичную катастрофу, свидетелем которой мне довелось быть. Землетрясение 2015 года в Непале, сопоставимое с турецким по энергетическому классу, разрушениям и многотысячным жертвам, но не столь заметное для мирового сообщества. Непал ведь, в отличие от Турции, страна без амбиций, к тому же одна из беднейших на земле.
Заповедный уголок Советского Союза
Про «Лагерь спасения» в Российском центре науки и культуры сообщали в те дни многие СМИ. Но я сам несколько дней был жителем этого удивительного поселения, возникшего «благодаря» природной катастрофе под крылом России, единственной страны из постсоветских государств, имеющей в Непале полноценную дипломатическую миссию. Все заботы о приюте и сочувствие легли на директора центра Станислава Симакова и его немногочисленных сотрудников. Я думаю, что никто из жителей того лагеря никогда не забудет этого места и этого участия!
А для меня неожиданное пребывание в центре стало еще и напоминанием о той стране, в которой я родился. Эти дни очертили какой-то провал во времени, позволивший оказаться в своеобразном заповедном уголке Советского Союза, перенесенном в отроги Гималайского хребта. Сюда принимали в эти дни всех приходящих, не спрашивая паспортов (а у многих никаких паспортов и не было!). Достаточно было попросить помощи.
Запомнились мелькавшие перед глазами выходцы из минувшего. Яркая узбечка - рестораторша из Москвы. Россиянин с женой-непалкой. Харьковский аптекарь, приехавший искать смысл жизни. Землячка-карагандинка с мужем-шведом (ни бельмеса не понимающим по-русски). Вездесущий Дима - «йог из Бенареса», больше похожий на демобилизованного старшину-срочника. И еще сотни людей, неожиданно объединенных не только общей проблемой, но и связанных общим прошлым. И десятки малых детей, которые никогда не жили в одной стране, но сразу же нашли массу общих интересов и игр.
Несмотря на всю пестроту и разнородность, взрослые также удивительно легко и мирно уживались друг с другом. Всем было что вспомнить и о чем поговорить. Люди жили в лагере вполне «советской» жизнью - большой и спаянной коммуной.
Нужно сказать, что те наши общие соотечественники, кто приезжает (и, знаю по себе, будут еще приезжать) в Непал, вообще-то сильно отличаются от тех, кого влечет Египет, Турция или Таиланд. В Непал редко везут чемоданы. Только рюкзаки. Здесь, в Российском центре, я лишний раз проникся тем, какой все же любопытный народ тянется от нас к подножию Гималаев. Тут редко слышались типовые туристические истории о том, кто, где и сколько выпил и какой у кого случился удачный шопинг. Зато со всех сторон долетали обрывки разговоров о высшем и вечном. И говорили об этом вовсе не так, как всезнающие гламурные дамочки-фэншуистки, а со знанием и чувством, так что сразу ощущалась не только компетентность, но и большая внутренняя работа над собой.
Очаг низвержения
Определившись с местообитанием, я тут же отправился в центр - к старому дворцу. Увиденное ужаснуло. Уникального и неповторимого исторического сердца города, бившегося здесь несколько веков кряду, того самого, зрелищем коего я упивался еще неделю назад, - больше не существовало…
Первой меня встретила наполовину обрушенная дворцовая башня Басантапур - именно она, а не злосчастная Дхарахара была лучшей панорамной площадкой города. Обвалился и весь прилегающий южный фасад дворца. Но еще более ужасный вид открылся, когда я дошел до площади к западу от дворца. Непревзойденный колорит придавали ей индуистские храмы, понатыканные, казалось, без всякого плана. Здесь было разрушено почти все. Каменный постамент знаменитого святилища Шивы венчала лишь груда мусора наверху. Так же, как и храм Вишну по соседству. На свежие руины патрона равнодушно взирал сохранившийся Гаруда - вахана и хранитель всесильного бога. Храмы Нарайяна и Ганеша, галерея Кастамандап (построенная чуть ли не в XI веке) и многое другое добавляли руин Королевской площади. К югу от дворца, на площади Ханумана, разрушения, быть может, не столь масштабны, но также невосполнимы. Стаи некормленых храмовых голубей неприкаянно носились над развалинами…
…Признаться, больше всего в реестре этих божественных жилищ меня волновало одно - изящный дворец богини Кумари. Потому что, в отличие от всех прочих, в нем обитал не воплощенный в камень абстрактный дух, а самая настоящая живая богиня, которую представляла маленькая девочка, играющая выпавшую ей роль «до первой крови» и передающая божественную суть последовательнице (тогдашней Кумари-деви было 10 лет). Слава (а кому, собственно, тут слава, коли речь о богине?) - домик Кумари был практически целым. Но какой ужас должна была пережить эта маленькая воплощенка, когда стены ее деревянного резного дворца начали со скрипом двигаться, а окрестные храмы рушиться в клубы собственной пыли, перебивая вопли и погребая не успевших выскочить людей?
Жизнь «после»…
Для многих жителей Катманду полдень 25 апреля стал последним мгновением жизни. Но, паче ожидания, хаотично и безалаберному застроенному мегаполису каким-то чудом удалось избежать тех страшных жертв и масштабных разрушений, которые предопределялись статусом непальского землетрясения (и которые мы увидели в Турции), - список жертв по всему Непалу составил 8000 человек.
В первые дни те жители города, кто не покинул долину Катманду (по сообщениям местных газет, беженцев было несколько миллионов), все равно покинули свои дома. Жизнь теплилась в центральных кварталах только днем, а на ночь рассасывалась под навесы и в палатки - по площадям, пустошам, паркам и стадионам. В это время, очень некстати, на Непал обрушились нехарактерные для этого сезона дожди. Ливни и грозы разряжались над нашими палаточными лагерями каждый день. Дождей в это время быть не должно. Ну так и землетрясения ведь также не было целых 80 лет!
По городу распространился характерный запах… Нет, не разлагавшихся трупов, как поспешили вставить некоторые СМИ, а мусора и нечистот, которыми оказались запружены улицы. Мусорщики, роль которых в Непале выполняют не муниципальные службы, а представители одной из самых презираемых каст, также покинули город. И отсутствие этих «неприкасаемых» тут же ощутили все, даже самые благородные «дваждырожденные».
Лишь на четвертый-пятый день обычное бытие начало возвращаться в более-менее привычное русло. Первыми, возвещая окончание острой фазы катастрофы, распустили возбуждающие пары большие «мо-моварки» в некоторых публичных харчевнях. (Мо-мо - это тибетское подобие наших мант.) Открылись некоторые магазины. Сотрудники крупных супермаркетов (коих в городе немного), вооружившись метлами и швабрами, вышли на субботники - торговые залы лежали в стекле, пыли и поверженных товарах.
Улицы стали вновь заполняться неизбежными мотоциклистами. Но никто не работал - горожане молча толпились у ограждений перед развалинами, передвигаясь от одних к другим. Прежде чем начать зализывать раны, город оценивал их глубину.
Работы по расчистке разрушенного продолжались. Общими силами. Не остались в стороне и туристы, многие из которых искренне влюблены в Непал. А отправлявшиеся с бортами МЧС в качестве беженцев соотечественники из разных стран в последние мгновения своего сорванного отдыха жертвовали какие-то средства в пользу пострадавших. Все это проходило фоном, как должное, не нуждающееся в рекламе.
…и смерть «прежде»
Последний день в Непале был для меня особенно длинным. Утром под проливным дождем я отправился в Пашупатинатх - самое почитаемое шиваистское святилище в стране. Дождь то переходил в моросящий «грибной» бусень, то припускал со всем своим тропическим норовом.
Огромный храм Пашупатинатх у реки Багмати — это еще и главный крематорий Катманду. Погребальные костры горят тут не затухая. Запах горящего человечьего мяса далеко распространяется по окрестностям и долго рефлексирует в воображении уже далеко за «зоной обоняния». Но для местных жителей, кремация на берегу священной реки — это ожидаемый финал очередного земного воплощения. Прежде, чем освободится душа, нужно избавиться от тела. В эти дни дым погребальных костров от Пашупатинатха был особенно густым и зловещим...
Андрей Михайлов
Фото автора